Жюль Ковен - Осада Монтобана

ишелье, который рассматривал с глубоким вниманием карту Бельгии, разложенную на столе, не заметил необыкновенного волнения полковника Робера после его разговора с Бозоном Рыжим. Поэтому кардинал, не взглянув на своего собеседника, посмотрел на большие карманные часы, встал, отворил окно, по-видимому, прислушался к отдалённым ночным звукам и опять сел на своё соломенное кресло.

— Граф де Трем, — сказал министр после довольно продолжительного молчания, — я принимаю все ваши условия. Этот новый заговор герцога Орлеанского будет для меня, как будто бы он никогда не существовал. Вы один ответите мне за него. Клянусь в том честью и спасением души моей.

— Вы свободны, монсеньор, — ответил Робер, превозмогая отчаяние.

— Позвольте, авангард графа Суассонского должен дойти сюда. Его передовую отряды могут захватить меня на пути к маршалу де Брезе. Яростная и чисто личная ненависть графа ко мне не покорится вашему решению.

— Граф Суассонский примкнёт к моему полку только в случае, если я зажгу эту кучу хвороста, сложенного перед домом.

— Хорошо, полковник, я вполне доверяюсь вам, но кого дадите вы мне, чтобы проводить до маршала де Брезе.

— Господ дю Трамбле и де Беврона, арестованных мной перед выступлением в поход.

— Двух приближённых де Брезе. Ничего не может быть лучше. В отплату за ваше благородное обращение со мной, я дам вам совет.

— Какой, монсеньор?

— Не допускайте до себя как графа Суассонского, так и Марию Медичи с её невесткой. Пошлите к ним верного человека с приглашением свернуть на Гент и Остенде. Я позволяю им искать убежища в Англии.

— Какое неудобство видите вы в том, монсеньор, чтобы принцессы виделись со мной в моём полку?

Ришелье во второй раз посмотрел на часы, потом подвёл графа к окну и указал ему рукой на тёмную даль в направлении к Огену.

— Граф, — сказал он ему с видом величественным, — если Господь не отнимет ещё Своей Руки от Франции в моём лице, то эти тёмные облака вдали — не что иное, как корпус маршала де Брезе, которого вы предполагали на пути к Тирлемону. Жюссак, поручик моих мушкетёров, вырвался из западни в Нивелле. Теперь он мог иметь время не только догнать армию, в которой ваш полк составлял крайний арьергард, но ещё и заставить главный её корпус сделать обход, предписанный ему в моих инструкциях. Правда, что мой посланный мог сбиться с дороги или совсем не доехать, остановленный какой-нибудь непредвиденной встречей... Именно эти случайности и побудили меня к сговорчивости с минуту назад. Что же касается королевы-матери, то с минуты на минуту лес Сеньер-Изаак может быть занят не одним вашим полком, не ставьте же меня в явное противоречие с политическим принципом, вынудив официально заявить на глазах верных войск о безнаказанности вечной составительницы заговоров.

— Я понимаю вас, монсеньор, — ответил граф де Трем. — Капитан Леви некогда служил при Марии Медичи. Я немедля пошлю его навстречу моим братьям, которые сопровождают принцесс, и распоряжусь, чтобы ваше желание было исполнено.

— Ваши братья при них? Прикажите Леви заступить на их место. Пусть он отвезёт далеко от нас этих беспокойных барынь, а ваших братьев призовите к себе как можно скорее. Я хочу, чтобы весь ваш род имел случай блистательно искупить своё заблуждение, — сказал торжественно Ришелье. — Если Господь благословит мои намерения, то через несколько часов вы будете сражаться во славу Франции вместо того, чтобы вносить в неё междоусобную войну.

— О, если так, мне остаётся только благодарить вас, монсеньор, благодарить от души за призыв Анри и Урбена победить или умереть возле меня.

— Скорее, полковник! Прикажите капитану Леви скакать во весь опор, а господам дю Трамбле и Беврону ждать меня внизу.

Робер де Трем поспешил исполнить эти приказания.

Едва успел он сойти с лестницы, как в комнате, где сидел Ришелье, опять весь углублённый в изучение походной карты полковника, послышался треск. Робер приказал запереть двух пленников, о которых ему говорил Рюскадор с такой радостью и такой таинственностью, в небольшой комнате отделённой от этой ветхой перегородкой. Внезапно три доски из неё подались, и Валентина де Нанкрей показалась в отверстии, образовавшемся от сильного натиска Мориса, который виден был немного поодаль от своей кузины. У обоих руки были связаны на спине.

Валентина, бледная, но со сверкающим взором и с выражением решимости на лице, поразительно походила на Мориса. Беспорядок в их одежде, совершенно одинаковой, доказывал только что выдержанную отчаянную борьбу.