Альгирдас Поцюс - Заложники

— Слышал, вы из столицы, — продолжал странный ночной гость. — Там, ясное дело, вы всякого понавиделись, понаслышались. Растолкуйте мне, что это за амнистия такая — серьезное дело или так себе, наживка для глупых рыбешек?

Антанас откашлялся, я промычал что-то невнятное, — ни один из нас не знал, что ответить.

— А вам это зачем? — осмелев, спросил я.

Мужчина помялся немного, переступил с ноги на ногу, поглядел на женщину и лишь тогда объяснил:

— Да я что, волк — хвост приморозил. Вот и прячусь по лесам.

— Раз правительство опубликовало, значит, надо верить, — сказал я как можно серьезнее.

Приподняв голову и облокотившись о матрац, Антанас во все глаза разглядывал мужчину и молчал.

— А вдруг выманят нас, а потом всех в мешок, а? — делился сомнениями гость.

Женщина, которая до этого молча пряталась за его спиной, не выдержала, вышла из укрытия и горячо заговорила:

— Такими вещами не шутят. Раз объявили, значит, всерьез. Эти молодые люди лучше знают. Пойди сдай свой самопал, вот увидишь — простят. Вернешься и заживешь как все люди…

— Легко тебе советы давать! — оборвал ее мужчина. — Оглянуться не успеешь, как в Сибирь упекут.

Теперь я понял, кем эти люди приходились друг другу. Я решительно поддержал женщину.

— Кто сейчас воспользуется амнистией, только выиграет, — с жаром сказал я. — Другого такого случая может не представиться.

Зашуршав матрацем, Антанас неловко приподнялся.

— А я вот ничего на этот счет не могу сказать, — произнес наконец он. — Всяко может быть.

Его хладнокровные слова снова неприятно поразили меня. Уж лучше бы он помолчал!

— Сказано — простят, значит, так оно и будет. Власти не станут подрывать собственный авторитет, — возразил я, бросив исподлобья взгляд на товарища.

— Грош цена тому авторитету! — буркнул в ответ Антанас.

Дождь за окном прекратился, в разрывах между облаками появились редкие звезды. В комнате стало светлее. Мужчина с ружьем продолжал стоять посреди комнаты, еще больше понурившись, плечи его безвольно обмякли, точно придавленные какой-то непосильной тяжестью. Женщина прильнула к мужу, она была озабочена и растеряна не меньше его — забыла даже, что стоит на виду у парней в одной ночной рубашке.

Какое-то время все молчали. Оправившись от испуга, я пристально наблюдал за мужчиной в брезентовом дождевике и едва ли не физически ощущал его состояние, понимал, какие тяжкие сомнения терзают его, как нелегко этому человеку сделать выбор. Больше всего мне было жаль женщину. Она трепетала от страха, боясь, что может угаснуть этот робкий проблеск надежды. Я всей душой хотел помочь им, но не знал как.

— Ладно, утро вечера мудренее, — сказал мужчина и, обняв за плечи жену, вышел из комнаты.

В ту ночь им было не до сна: за дверью не прекращался шепот, то совсем приглушенный, то отчетливо доносившийся до нас. Под него мы и заснули, а когда наутро я открыл глаза, в окно глядело ярко-красное, умытое дождем солнце, которое только что выкатилось из-за горизонта.

У плиты хлопотала хозяйка, муж стоял в дверях и наблюдал за ней. В углу виднелась его винтовка.

— После такого ливня совсем приличный денек, — потягиваясь, сказал Антанас.

Ему никто не ответил, только мужчина покосился на окошко, будто лишь сейчас заметил, что и впрямь светит солнце.

В это утро меня коробило от любого слова, сказанного Антанасом, выводила из себя его привычка долго потягиваться в постели, зевать, и вообще раздражал весь его вид. Мы укладывались на ночлег в углу этой деревенской избы друзьями, а встали едва ли не врагами. Не верилось, что все вдруг так разительно переменилось. То же, видно, чувствовал и Антанас, который избегал моего взгляда.

Завтракали блинами из мучных отрубей. За столом царила неуютная тишина. Мы с Антанасом сидели по одну сторону стола, а мужчина, женщина и их дочка — по другую. Ружье, стоявшее у двери, давило на всех камнем. Оно напоминало гостя, которого забыли пригласить к столу. Мне захотелось схватить его и разнести в щепы об порог или камень. Ведь исчезнет винтовка — и все в этом доме прояснится.

Словно угадав мои мысли, поглядел на ружье и хозяин. Вытерев ладонью рот, он поднялся из-за стола и с какой-то торжественностью в голосе произнес:

— Сдаться решил. Пусть уж будет так. Баба моя все уши прожужжала. Только, ребята, я вас хочу попросить кое о чем.

Он перешагнул через лавку, взял стоявшую в углу винтовку и протянул ее Антанасу.