Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Юрий выслушивал отцовские речи почтительно, но отвечал уклончиво. Дескать, приневолить хана Аепу ему не под силу, а послов к хану он отправит, попросит помочь Переяславлю. Но готовить войско для похода пришлось отцу пообещать.

Казалось, что уже обо всём переговорили, но Мономах почему-то медлил с отъездом. Затеял большую охоту с гончими псами, с кречетами (Юрий отговорился недомоганием).

Отъезжал Мономах на охоту с великой пышностью, многими людьми. Наместник Георгий Симонович с ним поехал, и воевода Пётр Тихмень, и иные владимирские мужи. Хрипло ревели охотничьи рога, ржали кони, заливались лаем звероподобные псы.

Юрий остался в княжеском дворце, считай, что в одиночестве (даже боярин Василий отъехал на свой двор - уже обустроился во Владимире).

Перед вечером вдруг наполнился княжеский двор телегами, громкоголосыми всадниками — прибыл обоз из Кидекши со столовым запасом.

Глянул Юрий в оконце и глазам своим не поверил: возле возов, покрытых рогожами, ключница Ульяна снуёт, обозными мужиками распоряжается.

«Как осмелилась?» - вскинулся было Юрий.

Но тут же спохватился. Только Суздаля касался запрет, а здесь иной город, и Ульяну никто не знает. В том же, что ключница приехала из вотчины с обозом, ничего зазорного нет. Служба у неё такая.

Но во двор Юрий не спустился, только к оконцу подходил неоднократно. Обозные мужики увели со двора пустые телеги, а Ульяна скрылась в подклети у здешней, владимирской, ключницы.

Долго ворочался Юрий в постели, кряхтел, бормотал что-то. Ну никак не спалось князю! Тоскливо было на душе, одиноко. Наконец кликнул холопа Тишку:

-Ульяну приведи... Но чтоб никто...

Пытливо, настороженно глянул Тишке в лицо.

В ответном Тишкином взгляде ни осуждения, ни скрытой усмешки - одно сердечное понимание...

Утром проснулся - рядом пусто, ложе холодное, только подушка помята, а в теле - сладкая истома, лёгкость. Ульянушка, любушка...

Долго лежал Юрий с прикрытыми глазами, думал.

Грех это...

Конечно же, грех...

Но чувствовал Юрий: вернись вечер, повторил бы он греховное дело...

Вспомнилось почему-то, как читал духовник Савва летопись (для Дмитревского монастыря в Суздале сделали отдельный список в Киеве и принесли князю - показать). О дяде Юрия, великом князе Всеволоде Ярославиче, в летописи написано было, что он много наложниц имел и более в веселиях, нежели расправах, упражнялся, а по смерти его многие бабы любимые плакали.

Но ведь и ратоборствовать Всеволод Ярославич умел, и законы писать, и великим киевским князем стал в обход многих сильных князей!

Может, и у него, Юрия, судьба такая же - жить в раздвоении, чтобы княжеское - отдельно, своё, сокровенное, - тоже отдельно?

Только бы не пересекались эти линии...

лето шесть тысяч шестьсот семнадцатое [64] 1109 г. ростовцев и суздальцев воинскими заботами не отягощали, хотя из Половецкой степи приходили недобрые вести. Шарукан и Боняк прилюдно похвалялись снова наступить на Русь и отомстить за кровь убитых ханов, мурз и простых воинов. Говорили ханы иноземным послам, что не в честном-де бою побили их русские князья, а лукавством. Сторожи-де оплошали, допустили коварных русских до спящих воинских станов, но боги спасли ханов и лучших воинов, ушли они от погони неуязвимыми и не сломленными духом и ныне готовы к новым походам.

Была в похвальбе Шарукана и Боняка немалая доля правды: у ханов ещё оставалось достаточно силы для нового нашествия. К тому же придут половцы не токмо ради добычи, но и ради мести, а потому войну следовало ждать жестокую.

Князь Владимир Мономах решил нанести упреждающий удар, самому выйти в Степь и погромить зимние половецкие вежи. По его разумению, сделать это можно было малыми силами, без участия других князей. Да и самому Мономаху в поход выступать было необязательно, в Переяславле достаточно опытных и решительных воевод, Дмитр Иворович, к примеру...

В начале января, месяца студёного и метельного, переяславские дружинники на конях и пешцы на санях ворвались в половецкие кочевья. Воеводствовал над ними Дмитр Иворович.

Немногочисленные половецкие сторожевые заставы не могли сдержать переяславскую рать, но предупредить своих об опасности успели. Половцы поспешно сворачивали юрты и уходили вглубь степей.

Но вовремя отбежать успевали не все. Переяславские дружинники на сытых, резвых конях догоняли степняков. Не отставали и пешцы: сани скользили по твёрдому снежному насту легко и стремительно. Много было отогнано переяславцами половецких табунов и захвачено пленников, а ещё больше половцев осталось лежать в степи, порубленных русскими мечами.