Геннадий Комраков - Мост в бесконечность

Обрадованно загалдели; расспросам и разговорам, казалось, не будет конца. Но петухи напомнили, что скоро рассвет.

— Значит, так, — подытожил Балашов, — кто не против, чтоб товарищ Афанасьев стал ответственным секретарем нашей партийной организации, прошу поднять руки. — Обвел присутствующих медленным взглядом и уткнулся лобастой головой в худое плечо Отца: — Согласные все… Говорил тебе, вместе будем, вот и сбылось…

— Спасибо, друзья, — глаза у Федора Афанасьевича повлажнели, с возрастом стал слабеть на слезу. — Почитаю за большую рабочую честь. Сколь осталось силенок, все отдам… Понадобится, жизни не пожалею…

…Остаток ночи коротал у Калашникова. Лежали в темноте, дымили самокрутками, стряхивая ненел в разбитую корчажку.

— Скажи, друг, настанет такое время, чтоб не прятаться по углам? Чтоб жить по-людски, открыто…

— А ты припомни христианских мучеников. Их ведь тоже били, пытали огнем и водой, сажали в тюрьмы… Но они оставались твердыми в своей вере, и христианство восторжествовало над белым миром. А теперь палачи — царь да полиция, а жертвы — мы, революционеры… Уверен, что и наша правда непременно возьмет верх…

Калашников, вдумываясь, долго молчал, потом произнес сонным голосом:

— Хорошие мысли. Ты в листовку вставил бы… Душевно и в голову западает…

Министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве неоднократно повторял, что для укрепления монархии надобна небольшая победоносная война. Ближайшее окружение сего государственного мужа с вожделением поглядывало на Дальний Восток. Там, мнилось, легко одолеть желтолицых. Самого фон Плеве летом 1904 года убил социалист-революционер Сазонов, а Россия к тому времени прочно увязла в позорной войне с Японией.

Блокада Порт-Артура, поражение русских войск под Ляояном повергли в уныние даже заядлых «патриотов». В деревенских избах под соломенными застрехами, в рабочих казармах, вонючих и темных; в просторных особняках богачей и роскошных дворцах высшей знати; на постоялых дворах, в трактирах, на рыночных площадях, за семейным чаепитием и на светских приемах только и было разговоров — о проигранной войне, о политическом тупике, в котором оказалась Россия. Даже многочисленные банкеты либерального союза, проводимые с осени 1904 года по плану земской кампании, заметно качнулись влево.

Российские либералы до того осмелели, что позволяли себе, уплетая осетрину с хреном, высказываться о необходимости политических реформ. На банкете в Киеве зубной врач Куперник после четвертого тоста впервые публично произнес слово «конституция», что расценивалось как истинный гражданский подвиг. Вскоре до этих же высот жертвенного свободолюбия поднялся костромской дворянин Спасский. Изрядно подогретый «смирновкой», сей вольтерьянец закатил возмутительную речь, разглагольствуя о конституции как о ближайшей необходимости.

Естественно, все это не могло пройти незамеченным охраной самодержавия. Директор департамента полиции представил особый доклад новому министру внутренних дел, называя в оном банкетную кампанию очень вредной, по его мнению, значительно более опасной, нежели университетские беспорядки, а потому предлагал решительные меры. Банкеты принялись разгонять, невзирая на недоеденные закуски и нераспечатанное вино. Либералы возмущались, грозили жаловаться, но, понимая, что жаловаться некому, подчинялись. Один из участников подобного банкета в Москве на вопрос, почему без протеста поддался грубой силе, ответил меланхолично: «Когда слуги Людовика Шестнадцатого явились, чтобы разогнать Генеральные штаты, Мирабо сказал: мы здесь по воле народа и уступим только силе штыков. Согласитесь, господа, не мог же я, сидя в ресторане, заявить полиции, что смакую сотерн по воле народа…»

Для острастки вольнодумствующих гурманов костромской дворянин Спасский был предан суду. Процесс слушался в Костроме выездной сессией Московской палаты, отчет о судебных заседаниях публиковался в печати. Падкие до сомнительных сенсаций газетчики раструбили изложение пьяной болтовни, на все лады склоняя страшное слово «конституция».

Время настало опасное, чреватое невиданными общественными катаклизмами. Ходили упорные слухи, что подготовлен проект царского указа, дарующего свободы, что курс «взаимного доверия» между обществом и государством, провозглашенный Святополком-Мирским, новым министром внутренних дел, обретает реальную плоть, что конституция действительно вот-вот будет провозглашена.