Михаил Юхма - Кунгош — птица бессмертия

Мулланур обратил внимание, что тарелка, стоящая перед его собеседником, отодвинута в сторону, а на ее месте лежат листочки мелко нарезанной бумаги, на которых он быстро что-то записывает. Но вот и листки бумаги отодвинуты в сторону. Собеседник всем корпусом повернулся к Муллануру.

— Издалека приехали? — прозвучал новый вопрос.

— Из Казани, — ответил Мулланур. — Я из Казани, — позторил он, — а товарищ мой из Оренбурга.

— Ну и как встретил вас Питер?

Почувствовав, что тут не просто праздное любопытство, Мулланур задумался. В двух словах разве расскажешь?

— Как обухом по голове, — улыбнулся он. — Ехали на открытие Учредительного собрания. Депутаты мы. А приехали и…

Он не договорил.

— И узнали, что Учредительного собрання больше нет? — весело перебил его собеседник. — Очень интересно! Очень… А как вы узнали о разгоне Учредительного собрания? Когда?

— На вокзале. Как только сошли с поезда, так сразу и узнали, — вмешался Шариф.

— От кого? Выкладывайте, пожалуйста, все подробности. Это ведь очень интересно.

— Нам сказал об этом один матрос, — стал вспоминать Мулланур.

— Да? И как же он вам это сообщил? В каких выражениях? — не унимался сосед по столу.

— Он сказал: «Опоздали, господа хорошие!.. Тю-тю… Амба!.. Нету, — говорит, — больше никакого Учредительного собрания. Было да сплыло!»

— Замечательно! Так и сказал?.. Просто великолепно!.. Спасибо вам, большое спасибо. Мы с вами еще увидимся. Непременно увидимся! А вторую порцию каши все-таки возьмите. Очень рекомендую!

Он встал, пожал Муллануру и Шарифу руки и, спрятав свои листочки в карман пиджака, быстро пошел к выходу.

Друзья, посмеявшись, решили последовать совету своего собеседника и умяли еще по порции каши.

— Ну как? — спросил Мулланур, когда с кашей было наконец покончено. — Теперь, я надеюсь, ты сыт?

Шариф провел пальцем по горлу, показывая, что наелся до отвала.

— Тогда пошли. Нам надо во что бы то ни стало найти Ленина.

И вот они снова идут все по тому же бесконечному коридору. Но теперь на их лицах совсем иное выражение — упрямое, целеустремленное, такое же, как у всех этих людей, снующих по коридорам Смольного. Они уже не растерявшиеся зрители в этом стремительном людском потоке. У них, как у всех, теперь своя цель, свое дело.

Внезапно распахнулась высокая белая дверь, и из комнаты, откуда доносился особенно громкий треск «ундервудов», быстрым, упругим шагом вышел черноволосый смуглый человек в кожанке. Неловко повернувшись, он больно толкнул Мулланура локтем в грудь.

— Виноват, — пробормотал он привычной скороговоркой и хотел было уже двинуться дальше, но что-то заставило его придержать шаг.

— Мулланур! Ты?! — крикнул он, все еще не веря своим глазам.

— Галимзян! — обрадовался Мулланур.

— Ибрагимов! Вот это удача! Вот это повезло, так повезло! — заулыбался Шариф. — Хоть одну родную душу встретили.

Галнмзян Ибрагимов был депутатом Учредительного собрания от Уфимской губернии. Мулланур хорошо знал этого энергичного, живого, смелого человека. Он был левым эсером, и они, бывало, частенько спорили, резко расходясь друг с другом по важнейшим вопросам революционной тактики. Но сейчас они обрадовались ему, как родному.

— Это замечательно, что вы все-таки приехали, — сказал Галимзян после первых объятий.

— Замечательно? — удивился Шариф. — Да что ж тут замечательного? Знали бы, что так будет, сидели бы дома.

— Нет, Шариф, дорогой. Очень хорошо, что вы здесь, — покачал головой Ибрагимов. — Ты даже не представляешь себе, как здесь сейчас нужны такие люди, как вы.

Без долгих разговоров он затащил их обоих в комнату, из которой только что вышел. Там тоже было полно народу, но все-таки не так людно, как в коридоре. Примостившись на подоконнике, они наперебой заговорили о том, что их волновало больше всего, — о событиях вчерашнего дня.

— Наконец-то мы все узнаем из первых рук, — сказал Мулланур. — Ведь ты был там?

— От начала и до конца. То есть почти до самого конца. Вот этими глазами все видел…

— Ну тогда рассказывай скорее, пока не улетучилось из памяти.

— Такое не улетучится. Пока жив, каждую подробность помнить буду…

— Ладно, не томи. Рассказывай!

— Вчера, — начал Галимзян, — с самого утра чувствовалось, что в воздухе, как говорится, пахнет грозой. Собственно, началось это даже накануне, позавчера вечером. На Невском только и слышалось: «Завтра…», «Ну, слава тебе господи!..», «Конец Совдепии!» Наутро все буржуазные газеты вышли с шапкой: «Вся власть Учредительному собранию!» На улицах, прилегающих к Таврическому, толпились какие-то щеголеватые молодые люди — похоже, что переодетые в штатское офицеры. У многих из них в руках были свернутые знамена, изредка красные, но в большинстве белые. И опять отовсюду неслось: «Конец Совдепии! Конец большевикам!»