Александра Бушен - Молодой Верди. Рождение оперы

Потом он вышел из дома и пошел в Ла Скала. В третий раз. Хотел узнать, по какому адресу надо отослать письмо Мерелли. В Ла Скала узнал, что импресарио сегодня утром вернулся из Вены и завтра будет в театре. Тогда он оставил письмо режиссеру Басси с просьбой вручить его импресарио, как только тот появится. После этого ему стало лучше. Он немного успокоился. По дороге домой он даже почувствовал нечто вроде раскаяния. Почти пожалел о том, что написал Мерелли такое резкое, грубое письмо. Вряд ли было целесообразно в данный момент ссориться с импресарио. Впрочем, он не стал останавливаться на этой мысли. Что сделано — то сделано. Лучше об этом не вспоминать.

На другой день рано утром из театра пришел рассыльный. Мерелли вызывал композитора к себе.

На сцене шла репетиция оперы Доницетти «Мария Падилла». Когда Верди проходил по коридору, он слышал звуки доницеттиевской музыки, и у него на одно мгновение мелькнула мысль зайти в зал и послушать неизвестную ему оперу прославленного маэстро. Впрочем, он не остановился на этой мысли и прошел, не обернувшись, мимо дверей, ведущих на сцену.

Мерелли сидел у себя в кабинете. Импресарио был настроен весело и благодушно. Дела у него шли отлично. К карнавальному сезону ему удалось подобрать поистине первоклассную труппу. В Вене отпустили театру солидную субсидию. Дела шли отлично.

В кабинете толпился народ. Теснота. Не повернуться. Одни входили, другие выходили. Дверь в коридор была открыта. Композитор вошел незамеченным. Вслед за ним вбежал режиссер Басси. Он требовал, чтобы Мерелли тотчас появился в зале.

— Репетиция проходит с осложнениями, — взволнованно говорил Басси. — Софи Лёве подает реплики, сидя в ложе первого яруса. Красавица примадонна с ног до головы закутана в меха и отказывается петь на сцене. Говорит, что там сквозняки и отовсюду дует.

— Черт с этими женщинами! — сказал Мерелли. — Сейчас приду. — Он встал из-за стола и тут увидел Верди. Всплеснув руками и притворяясь разъяренным, импресарио набросился на композитора.

— Ты с ума сошел! — кричал Мерелли громко и яростно. — Ты с ума сошел, честное слово! Слыханное ли это дело? Разве так пишут другу? Хорош, хорош, нечего сказать! И вежлив и корректен. Да у тебя стоит поучиться, клянусь богом! Ну, ну, не сердись, — захохотал импресарио, заметив, что композитор вовсе не в настроении шутить. — Ладно, если хочешь знать, я тебя понимаю. Ты по-своему прав. Но ты мне вот что открой. Кто тебе сказал, что я не поставлю твоего «Навуходоносора»? А? Кто тебе это сказал? Кто тебя надоумил на такую глупость? Вот что я бы хотел знать! Три новых оперы в один сезон — это, конечно, страшно ответственно для импресарио. При этом поставить четвертую — это ой-ой-ой как трудно! Но я обещал и поставлю. Только я не хотел объявлять об этом сразу. Понимаешь? Потому, что у меня один раз уже стояла в репертуаре опера с таким названием — «Навуходоносор», помнишь? В карнавальном прошлого года. Ужасно подвел меня тогда этот чудак Николаи, который не написал этой оперы. Ведь я из-за него обманул публику, а на такие случаи публика очень злопамятна, поверь мне! Какой же мне расчет теперь самому напоминать об этом? А? Как ты думаешь? Чтобы опять все кричали, что я жулик и мошенник? Очень мне это нужно!

Мерелли хохотал раскатисто и безудержно.

— А я собирался сделать совсем другое. Я думал для твоей оперы выпустить отдельную афишку, так, неожиданно, к концу сезона. Думал я порадовать публику такой афишкой, объявлением о новой опере. Хотел, чтобы было возбуждено любопытство, чтобы публика сразу заинтересовалась этой неожиданной новой оперой. Вот чего я хотел! И все для тебя! А ты сразу грубить и ругаться! Как это умно и рассудительно! Ты мне не доверяешь, а сам ни капельки не разбираешься в делах. Ничего не понимаешь! Посидел бы ты на моем месте, хотел бы я на это посмотреть!

Басси торопил Мерелли.

— Идемте, идемте, вас ждут!

И, уже уходя, импресарио через плечо крикнул композитору:

— В общем, я твою оперу поставлю, будь на этот счет спокоен. И афишу я выпущу на днях. Пусть будет по-твоему. Только уж извини, ни новых костюмов, ни новых декораций — ничего этого не могу. Ни под каким видом! Ничего нового! Только то, что найдется на складе.

Верди согласился сразу. Декорации, костюмы — все это казалось ему несущественным. Лишь бы опера была поставлена.

Двадцать четвертого декабря, в пятницу, появилась обещанная Мерелли афиша. Это был большой лист белой бумаги, без обычной виньетки и распластанного двуглавого орла. На этом листе крупными, издалека видными буквами было напечатано объявление о «Навуходоносоре»: