Михаил Каратеев - Русь и Орда

— Слов не найду благодарить тебя, батюшка-князь! — со слезами на глазах сказал Ксенев, кланяясь Василию в землю. — Ведь это я прямо как вдругораз родился!

— Может, есть у кого какие просьбы аль жалобы? — спросил Василий.

Последовало долгое молчание. Потом в дальнем углу народ начал перешептываться, и наконец оттуда вытолкнули вперед дюжего мужика с курчавой русой бородкой.

— Обижает нас прикащик боярина Шестака, Федька Никитин, — кланяясь Василию, сказал он. — Где только возможно, норовит нам поруху сделать, аспид!

— Что ж он такое делает?

— А чего удумает, то и делает! То, к примеру, боярским стадом наши поля потравит, а то нашу худобу к себе загонит и опосля откуп требует, якобы она боярский хлеб топтала. А летось вот пригнал на мой луг косарей и велел им все сено выкосить да свезти в боярскую усадьбу. Разогнался я косить — ан там уже ни травинки нету!

— Ну а ты что, смолчал?

— Пошел я до его, а он крик поднял. «Ты что, говорит, сукин сын, видал, как я твое сено косил да возил? А коли не видал, помолчи, не то шкуру спущу!» А чего там было видать, коли люди, что мой луг косили, сами мне о том сказывали!

— А боярину ты не жалился?

— Жалился и боярину. А он говорит: «Не могет того быть, чтобы мой прикащик такое содеял. На кой ляд нам твое сено, коли у нас свое девать некуды? То, говорит, не сумлевайся, кто-либо из вашей же общины украл. Только ты, говорит, не печалуйся, я тебя, коли хочешь, своим сеном ссужу, опосля отработаешь».

— Во! Во! — раздались голоса. — У его завсегда так! Что хошь предлагает, а вот поддайся, возьми, — только и очухаешься, как пойдешь по миру али влетишь в кабалу!

— Это дело я разберу, — нахмурившись, сказал Василий, — и сено свое ты обратно получишь. Как звать тебя?

— Иваном звать, Купреевым, всесветлый князь.

— Ладно, что еще есть у вас?

— Железом бы нам трошки разжиться, батюшка-князь, — сказал кто-то из толпы. — Пашем мы деревянной сохой-косулей, а земля у нас, сам ведаешь, из-под лесу: что ни колупни, то и корень! Было бы железо, наковки можно было бы поделать на сохи, а то и окованный подсошник пустить, для отвалу. Тогда и пахать бы можно поглубже, и работа бы спорее пошла.

— Это ты дело говоришь, — живо ответил Василий, сразу заинтересовавшийся такой новинкой. — Как звать-то тебя?

— Гурин я, Демьян, твоя княжеская милость.

— Ты что, где-либо видал такое али сам придумал?

— Проходил тута минувшим летом странник и баял, что эдак пашут в иных землях, где он побывал.

— Добро, Демьян, пробуйте и вы. Дам вам железа и кузнеца хорошего пришлю из города. Ежели это дело у вас пойдет ладно, мы и в других местах то же заведем. Ну что ж, — добавил Василий, — коли все сказали, на том беседу нашу закончим. Пособляйте один другому и до кабалы своих не допускайте. В случае же кто станет обижать вас али беда какая приключится, доведите о том прямо мне, вот хотя бы через земляка вашего Лаврушку. А пока бывайте здоровы.

Из села Клинкова Василий со своими людьми направился прямо в усадьбу боярина Шестака. Лицо его было хмуро и сосредоточенно, за всю дорогу он не проронил ни слова.

Въехав на боярский двор, загроможденный всевозможными службами, и не обращая внимания на заметавшуюся во все стороны боярскую челядь, он сурово спросил выбежавшего ему навстречу дворецкого:

— Боярин дома?

— В Карачеве он, твоя пресветлая княжеская милость, — кланяясь в землю, ответил дворецкий.

— Позвать сюда прикащика Никитина!

Струсивший дворецкий бегом кинулся исполнять приказание. Через несколько минут перед князем предстал высокий чернобородый детина с красной рожей и заплывшими медвежьими глазками. Он старался держаться с достоинством, но это ему плохо удавалось.

— Ты прикащик боярина? — спросил Василий, не отвечая на его низкий поклон.

— Я самый и есть. Чего изволишь, твоя княжеская милость?

— Это ты летось приказал у клинковского смерда Ивана Купреева выкосить луг и свезти сено в боярскую усадьбу?

— Врет он, батюшка-князь! Не верь ты ему, анафеме! Пропил он, должно, свое сено, а теперя…

— Ты врешь, разбойник, а не он! — загремел Василий, напирая на побледневшего приказчика конем. — Сказывай, почто ты такую татьбу учинил?

— Воля твоя, княже милостивый, а токмо не ведаю я ничего о том сене, — смиренно произнес Никитин. — За ништо меня лаешь.

— Добро, — сдерживая бешенство, промолвил Василий, — созвать сюда всех ваших косарей! Я их сей же час сам допрошу, и, ежели хоть один покажет, что ты посылал его косить у Купреева, не минет и трех минут, как будешь висеть на воротах. А ну, малый, — обратился он к одному из боярских холопов, которые с любопытством наблюдали за происходящим, — живо, зови сюда косарей. Да по пути прихвати и добрую веревку!