Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

Не гремели оркестры, не развевались знамена, никто не кричал «Ура!». Матросы молча отпихнули баграми тяжелые понтоны. Дружно и плавно поднялись весла гребцов, и громоздкие суда медленно тронулись по протоке к Дунаю, скрытые тьмой и низким островом Аддой. Генерал Драгомиров глядел им вслед, пока неясные силуэты не растаяли в ночной мгле. Тогда вздохнул, перекрестился и надел фуражку.

— Грузите артиллерию немедля.

К причалам уже подходили огромные грузовые понтоны. Матросы плотно чалили их, тщательно устанавливали сходни. Где-то совсем близко испуганно всхрапнула лошадь, послышался тихий ласковый голос ездового:

— Стоять, милая, стоять.

— Минчане подошли, — доложил вновь возникший за плечом генерала Драгомирова Скобелев. — А на этом участке у турок черкесов нет, Михаил Иванович.

— Почему так думаете?

— Минчане на подходе уток вспугнули, а на том берегу — тишина. Черкесы сразу бы всполошились, вояки опытные.

— Ну, и слава Богу. Минчан вам поручаю, Михаил Дмитриевич.

— Благодарю. Только уж и на ту сторону с ними, а?

— Все там будем, — строго сказал Драгомиров.

Ездовые осторожно вводили на понтоны испуганно всхрапывающих коней, расчеты готовились к погрузке пушек и зарядных ящиков. Все делалось молча, без обычных шуток, ругани и команд.

— Лапушки наши заряжены, Гусев? — тихо спросил Тюрберт.

— Так точно. Лично заряжал, ваше благородие. Картечный снаряд, как велено.

— Брянов с первым эшелоном пошел, — вздохнул подпоручик. — Помнишь капитана Брянова?

— Как не помнить, — и Гусев вздохнул в ответ. — В Сербии, чай, горюшко вместе хлебали.

— Вели ездовым лошадей за храп держать, пока не переправимся. А коли ранят какую — душить всем дружно, чтоб я и вздоха ее не услышал. Батарейцев предупреди.

— Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Все знаем, куда идем.

К тому времени передовые понтоны со стрелками капитанов Останова и Фока уже вышли на стрежень. На турецком берегу было темно и тихо, но верховой ветер принес волну. Паромы закачало и стало сносить по течению.

— Навались, гребцы, мать вашу! — сквозь зубы шепотом ругался Останов.

Ветер и внезапно разыгравшееся течение разорвали единый строй судов. Турецкий берег тонул в кромешной мгле, и офицеры, как ни всматривались, не могли определить ни одного ориентира. Понтоны, медленно пересекая Дунай, шли в черную неизвестность.

— Первым врезался в отмель понтон с сорока пятью стрелками Останова: нос уперся в песок, течение развернуло корму, и понтон накренился, черпая воду. Подняв револьвер над головой, капитан первым прыгнул за борт. — За мной! Оружие беречь!

Он ожидал залпа, оклика, но берег молчал. Останов брел по пояс в воде, сабля путалась в ногах. Позади с шумом и плеском шли стрелки. Так и выбрались на берег, не зная, где свои, где чужие.

За узкой полоской песка начинался крутой и высокий глинистый обрыв. Распределив солдат, капитан направил дозоры вверх и вниз по берегу, а сам с основной группой стал подниматься на откос. Солдаты лезли упрямо, втыкая штыки в глину, подставляя друг другу плечи, цепляясь за корни и неровности. С трудом выбравшись наверх, залегли, вглядываясь в темноту.

— Ни хрена не видать. Все подтянулись?

— Так точно, ваше благородие.

Ниже гулко ударил выстрел, и тотчас же все вершины доселе затаенно молчавшего вражеского берега отозвались разрозненной ружейной пальбой. Это была стрельба наугад, по еще не видимому, но ожидаемому противнику.

— Ах, вот вы где, мать вашу! — закричал Останов, вырвав из ножен саблю. — Вперед, ребята, за мной!.. Не стрелять! В штыки их, в штыки!..

Первый выстрел, переполошивший турок и создавший впоследствии особые трудности для стрелков капитана Фока, был, по сути, случайным. Высадившиеся почти одновременно с Остаповым пластуны, пользуясь темнотой, берегом проникли в устье пересохшего ручья Текир-Дере и вышли к турецкому пикету. Турки окликнули, но казачий есаул, шедший впереди, спокойно ответил по-черкесски:

— Свои. С той стороны возвращаемся.

Турки подпустили их и тут же были взяты в кинжалы. Уцелел до времени один, у караулки, успел подать сигнал, и береговые склоны ответили огнем. В устье Текир-Дере начинался ад: турки занимали высоты и, обнаружив врага, начали бить часто и беспорядочно. Пластуны сразу оказались прижатыми к откосам.

Сюда, в эту узкую, простреливаемую со всех сторон низину, прибило паромы Фока. Вода кипела от пуль, стояла сплошная винтовочная трескотня.