Роберт Стивенсон: Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда

Не стоит – да и времени у меня в обрез – затягивать мою повесть; достаточно того, что никому на свете не приходилось еще выдерживать такие мучения. Но даже в них привычка вносила – нет, не облегчение, но известную долю бесчувственности души, известную долю немой покорности отчаяния. И мое наказание могло бы тянуться годами, если бы не последнее бедствие, которое постигло меня теперь и окончательно разлучило с моим собственным лицом и именем. Запас соли, ни разу не подновлявшийся со времени первого опыта, начал у меня иссякать. Я послал за новым запасом и приготовил смесь. Она закипела, последовало первое изменение цвета, но второго не получилось. Я выпил снадобье, и оно не возымело действия. Пул расскажет вам, как я обыскал весь Лондон, – все было напрасно. И теперь я прихожу к убеждению, что мой первый запас соли был с примесью и что именно эта неизвестная примесь делала лекарство действенным.

Так прошло около недели, и вот я заканчиваю свою исповедь под влиянием последнего из старых порошков. Значит, это уже последние часы, краткие, как чудесный сон, когда Генри Джекил может еще владеть собственными мыслями, может видеть в зеркале собственное, так сильно изменившееся лицо! Я не должен слишком медлить с завершением моих записок, потому что если они избегали до сих пор уничтожения, то лишь благодаря великой осторожности и благодаря великой удаче. Если муки перерождения застигнут меня за моей рукописью, Хайд изорвет ее в клочья. Но если пройдет хоть немного времени, после того как я отложу ее в сторону, его удивительный эгоизм и неосмотрительность, вероятно, еще раз уберегут записки от его обезьяньей злости.

Впрочем, угроза гибели, надвигающейся на нас обоих, уже изменила, сокрушила его. Я знаю, что через полчаса, когда я снова и навсегда облачусь в эту проклятую личность, я буду сидеть, трепеща и плача, в кресле или, взволнованно, напряженно и боязливо прислушиваясь, буду без конца шагать взад и вперед по этой комнате, моему последнему земному убежищу, и чутко ловить слухом каждый угрожающий звук. Умрет ли Хайд на эшафоте? Или в последний миг у него хватит мужества избавить себя от жизни? Бог весть. Мне же – все равно, час моей истинной смерти наступает, и что будет после, касается другого, не меня.

И я, отложив перо и запечатав свою исповедь, завершаю на этом жизнь несчастного

Генри Джекила.

Джагернаут – идол, которого во время религиозных празднеств в Индии возили по улицам, причем фанатики-верующие бросались на дорогу и гибли под колесами тяжелой повозки.

Гарпии – в греческой мифологии злобные прожорливые чудища с женским лицом и телом хищной птицы.

Дамон и Питиас – двое юношей в древних Сиракузах, прославившиеся своей дружбой.

Непереводимая игра слов: по-английски Хайд (Hide) – прятаться, Сик (Seek) – искать; оба слова вместе – hide-and-seek – игра в прятки.

Троглодит – первобытный пещерный человек, вообще человек, стоящий на низкой ступени, развития.

Прихрамывая (лат.)

Трансцендентальный – лежащий за пределами опыта.

Филиппы – город во Фракии, где во время гражданской войны в I в. до н. э. между римскими полководцами произошло кровопролитное сражение.

По библейскому преданию, так было предсказано возмездие одному из царей Вавилона.