Виктория Ледерман: Уроков не будет!

— Мирон! — закричала я. — Держись! Дай мне руку.

Он меня не понимал. А может, и не слышал. Глаза у него были безумные. А лицо — застывшее, будто гипсовое, как у статуи в музее.

Я смогла дотянуться до него только папкой. Треснула его по голове и заорала:

— Дурак! Держись, тебе говорят!

Папка раскрылась, и все мои рисунки разлетелись по мокрому грязному снегу. Зато Мирон очнулся и рванулся мне навстречу. Я наконец схватила его красную замерзшую руку. Тянула изо всех сил, но у меня ничего не получалось. Я скользила и съезжала к краю ямы.

— Помогите! — завопила я в отчаянии. — Помогите, кто-нибудь!

Я орала и знала, что никто меня не услышит. Все дома слишком далеко. Но отпустить руку Мирона и бежать за помощью я не могла. Он так судорожно хватался за нее, как будто боялся потерять последнюю надежду.

И вдруг со стороны гаражей появились два человека. Два взрослых мужика с лопатой!

— Чего там у вас? — крикнули они. — Кто орет?

— Мы, мы орем! — завопила я в ответ. — Помогите! Тонем!

Они сорвались с места и подскочили к нам. Один протянул Мирону деревянный конец лопаты. А второй рывком поднял меня и поставил на ноги. Мирон наконец отпустил мою руку и ухватился за палку. Мужики подтянули его к краю ямы и вдвоем с трудом вытащили из воды. Я одна ни за что не справилась бы. Так бы мы с Мироном и замерзли здесь вместе.

— Где живешь? — спросили они у Мирона. Тот молча показал на крайнюю пятиэтажку. — Хорошо, близко. Родители дома?

Тот кивнул. И снова молча. Будто совсем разучился разговаривать.

— А ну, бегом домой! — скомандовал тот, что был с лопатой. — И в горячую ванну на полчаса. И ты, девчонка, тоже. Поняли меня? Пулей!

И мы побежали. Мирон, конечно, обогнал меня, даже в мокрой одежде. Обогнал и пропал за углом. Так ни слова мне и не сказал. А я очень быстро устала и пошла шагом. Но быстрым шагом. Я почему-то не чувствовала холода, хотя тоже была вся мокрая спереди.

Дома я сказала бабане, что упала в лужу. И потеряла папку и все свои рисунки за последний месяц. Бабаня поохала, растерла меня водкой и закутала в одеяло. И даже разрешила не доделывать уроки.

Я весь вечер сидела в постели, укутавшись одеялом, пила чай с медом и смотрела телевизор.

А совсем поздно, после одиннадцати, на телефон пришла эсэмэска. Как всегда, с засекреченного номера и без подписи. Но на этот раз там не было грубых стишков, не было противных картинок. Там было всего два слова. Два обыкновенных, коротких слова.

Я смотрела на них и плакала.

Там было написано: «Спасибо, Света».