Алексей Мусатов - На семи ветрах

— Мам, так это временно… пока морозы, — вступился Ромка. — Так Алексей Маркович сказал.

— «Временно, морозы»!.. — передразнила Евдокия, — Так утятам не меньше двух месяцев в тепле надо быть. Вот пусть ваш Алексей Маркович и держит их в своём кабинете, а я не желаю в вонючем утятнике жить: пищат тут, гадят. И от жары задохнуться можно.

— У нас же мобилизация. Боевое задание, — заныл Ромка. — Честь школы спасаем…

— И что это за порядки у вас в школе? — обратился к учительнице Прохор Михайлович. — Что ни месяц — гонка да переполох. Осенью ученики картошку в грязи копали, потом свёклу под дождём перебирали. Теперь новая придумка — утиная страда. А чему ребята от такой суеты научиться могут? Бредут, как лошади с шорами на глазах, ничего не видят, не смыслят…

Ромка с досадой покосился на мать с отцом, потом с надеждой на Варвару Степановну — сейчас она объяснит его родителям, что такое мобилизация на «утиный фронт». Но учительница почему-то молчала. Потом спросила, где Федя.

— В школу вызвали, — нахмурилась Евдокия. — Должно быть, протирают с песочком… И всё из-за пискляков этих, будь они неладны!

— Куда же теперь утят девать? — не выдержав, спросил Ромка.

— Ну что ж, укладывай их в корзину, — сказала наконец Варвара Степановна. — Только осторожно. Отнесём в кабинет Алексею Марковичу.

— Так уж и в кабинет? — не поверил Прохор Михайлович.

— А вы правильно говорили, — обратилась к нему учительница. — Я с вами во многом согласна. — И она пригласила Прохора Михайловича прийти в школу на очередной педсовет, высказать своё мнение о непорядках в трудовом обучении ребят.

— Сказать, конечно, можно… — согласился Прохор Михайлович.

— И не только сказать, — перебила его Варвара Степановна, — но и помочь школе своим умением, опытом, заняться обучением ребят.

Уложив вместе с Ромкой утят в корзину, учительница направилась к двери.

— Только я к директору с утятами не пойду, — растерянно признался Ромка.

— Да, да, — вздохнув, согласилась Варвара Степановна. — Оставайся дома. Я одна схожу.

Звягинцева в кабинете не было. А рядом, из дверей пионерской комнаты, доносились возбуждённые голоса, выкрики, порой стук карандаша по столу — видимо, там шло бурное заседание.

Варвара Степановна решила узнать, что там происходит.

Но не успела она взяться за дверную ручку, как из пионерской комнаты выскочил Федя Стрешнев.

Не заметив учительницы, он пролетел мимо неё и, грохоча сапогами по чугунным ступеням, словно провалился в проём лестницы. Следом за ним выбежал Улька Вьюрков.

— Куда это вы? Уж не пожар ли? — спросила учительница.

— Ой, вы ведь ещё ничего не знаете! — спохватился Улька. — Это всё из-за нашей бригады… да ещё из-за утят.

— Кое-что уже знаю, — кивнула Варвара Степановна.

Улька торопливо рассказал, что сегодня срочно собрался комитет комсомола, чтобы обсудить дела школьной бригады. Таня сделала сообщение о слёте, об утятах, а Федя выступил против её рапорта и заявил, что никаких утят дома он выращивать не будет.

— Ох и споры тут разгорелись! И знаете, Фонарёва до чего договорилась? — возмущённо пожаловался Улька. — Стрешнев, мол, мешает нашей бригаде, позорит честь школы, и надо его исключить из бригады… Ну, Федька не выдержал… сорвался и убежал.

— Ну-ка пойдём послушаем, — сказала Варвара Степановна.

— Нет… Я Федю поищу… Куда это он ринулся?

Варвара Степановна вошла в пионерскую комнату и, кивнув ребятам, присела у двери.

За длинным столом, покрытым красной материей, сидели человек пятнадцать школьников.

Таня Фонарёва стояла и что-то говорила. Но её слушали плохо. Ребята переговаривались, перебивали Таню репликами, отпускали колкие замечания:

— Очень ты сознательная, Фонарёва!

— Тебе только в протокол записать!

— Слушали да постановили!

— Дайте же ей договорить! — взмолилась наконец секретарь комитета комсомола Люба Конькова, стуча карандашом по столу.

Шум немного утих.

— Вот вам ещё один пример, как недостойно ведут себя некоторые члены бригады, — заговорила Таня. — Товарищи критикуют поведение Стрешнева, а он, не считаясь с нами, хлопает дверью и убегает.

— Хороша критика — из бригады собрались выгнать, — заметил Саша. — Это как дубинкой по башке.

Таня строго посмотрела на Осокина.

— Надо же быть в конце концов твёрдыми и принципиальными… Стрешнев отказался выращивать утят, показал себя злостным срывщиком колхозного птицеводства…