Владимир Свирский - Спрси у марки

Костя повернулся к жюри:

— Извините, могу я всем вопрос задать? Пусть, кто хочет, ответит!

— И нам тоже? — улыбнулся я.

— Конечно!

— Тогда спрашивай!

— Спасибо! Я спрашиваю всех, кто читал поэму «Медный всадник»: когда Евгений погрозил памятнику Петру I — «кумиру на бронзовом коне»? Когда он взбунтовался?

Нельзя сказать, что ответы посыпались градом. Вызов Крутикова приняли только двое:

— Сошел с ума и погрозил!

— Еще буря не утихла!

Я не удержался и тоже ответил:

— Осенью восемьсот двадцать четвертого года. Уточнить можно по дате наводнения!

— А вот и нет! — радуясь тому, что ему ответили именно так, как он и предполагал, отозвался Костя. — Вы ошиблись на целый год. На двенадцать месяцев! Год прошел, понимаете? Вот послушайте, я буду читать.

Крутиков достал из кармана тетрадочку, но заглядывать в нее не стал, прочитал наизусть. Он и потом цитировал поэму по памяти.

— «Прошла неделя, месяц — он к себе домой не возвращался». Вы поняли? Наводнение уже кончилось. Буря утихла, вода сошла, а Евгению некуда податься. Вот он и бродит. Наводнение тогда было в ноябре. Прибавим один месяц. Значит, уже декабрь наступил, зима.

«Яйца курицу учат! — подумал я. — Вот ведь как бывает: хрестоматийная вещь, всяк уверен, будто знает ее, а полностью читал давно, может, еще в детстве, хватая верхушки… Ну, конечно же, он прав!»

А Костя строил свое доказательство:

— Слушайте, что было дальше! Тут просто по месяцам и неделям проследить можно. Вот:

А вот и указание на время года:

Чувствуете? Уже наступил новый, восемьсот двадцать пятый год, весна и лето тоже прошли, уже снова осень! Год прошел! Разве я не прав? И вот опять разыгралась непогода, почти так же, как в прошлом году. Ну, не совсем так, но все же. Вот тут-то Евгений и вспомнил прошлогоднее наводнение! И взбунтовался! Осенью восемьсот двадцать пятого года. Двадцать пятого! Понимаете? А ведь в том же году, может, через несколько дней, на том же самом месте начнется другой бунт! Около того же самого памятника! И декабристы тоже пригрозят царю, только не статуе, а живому. Вот так у меня все сцепилось… Если кто думает, что я не сам, что где-то вычитал, пусть думает, мне все равно… Я бы и выступать не стал, да Жанна Анатольевна попросила. А премии мне никакой не надо, я понимаю, за две марки разве можно место давать?

— Можно! — неожиданно ответил ему голос из зала. — Даже нужно! Просто нельзя не давать, это будет вопиющая несправедливость! Да, да — вопиющая!

Через несколько секунд на сцену вышел тот самый мужчина, которого подводила ко мне девочка, назвавшая меня жюрем.

Он решительно потряс руку вконец растерявшегося Крутикова.

— Благодарю, благодарю вас, коллега! И по-здрав-ляю! Отличное сообщение вы сделали! Пре-вос-ходное! Это говорит вам старый пушкинист, доктор наук! И пусть вас, коллега, не огорчает тот факт, что на элемент… Ну, скажем так: растянутости «Всадника» во времени ученые и до вас обратили внимание. Это не имеет существенного значения! Вы самостоятельно мыслите! Я не знаю, присутствует ли здесь уважаемая Жанна Анатольевна, о которой вы упоминали, но все равно, прошу вас, передайте ей спасибо, огромное спасибо! Предвижу, что кое-кто посмеется: подумаешь, велосипед изобрел! Да, велосипед, верно! Только многие ли способны на это, — вот в чем вопрос! Многие ли способны самостоятельно вновь изобрести велосипед?!

Он повернулся к нашему столу. В его глазах не было и тени прежней печали. Сейчас они лукаво улыбались.

— Ну-с, как же будем решать? В затруднительное положение поставил вас коллега Крутиков! Весьма! Но я вам помогу. Если, конечно, уважаемое жюри не возражает.

«Уважаемое жюри» не возражало. Ученый вновь обратился к залу:

— Я должен был сегодня выступать с лекцией о Пушкине. Однако по не зависящим от меня обстоятельствам, которые я теперь благословляю, лекция не состоялась. Я хотел показать ребятам свою реликвию — пушкинскую медаль, отчеканенную в честь столетия со дня рождения Александра Сергеевича. Вот она!

Он высоко поднял над головой отдающий медным блеском металлический кружок, потом протянул его Косте.

— Держите, коллега! Вы ее заслужили! И не вздумайте отказываться! Все честно: вы выступали вне конкурса, и награда тоже вне конкурса! Так-то!