Аделаида Котовщикова: Кутерьма

— Да ведь у него еще и под вопросом, — сказала Таня. — Смотри, как он похудел.

— Вы… сами ко мне пришли или… вас кто-нибудь послал?

— Наташа нас послала. Не Чубукова, конечно, и не Наташа Коган, а Сергеева Наташа. Она боится, что ты отстанешь и снизишь успеваемость в отряде.

— Постараюсь не отстать. До свиданья.

Девочки смотрели на Севку с жалостью.

— Ой, Локтев, ну как ты не боишься идти домой? — воскликнула Таня. — А вдруг она примет тебя за кого-то чужого и выгонит из дому?

— А вдруг ей вообще померещится, что ты крокодил, и она тебя палкой? — добавила Галя.

— Ничего со мной не случится. Приветик!

— Все-таки эта психованная тетенька, видно, на него повлияла, — задумчиво сказала Лена, оглядываясь на подъезд, в котором скрылся Локтев. — Никогда не замечала, чтобы Локтев говорил «приветик». Это скорей Ревунов: «салютик» или «приветик» да «гадом буду»…

Даже не пообедав, девочки побежали к Наташе Сергеевой домой и взволнованно поведали ей, как ужасно обстоят дела у Севы Локтева: он болен желудочной пневмонией под вопросом, а в квартире у него помешанная соседка!

На другой день Наташа об этом рассказала классной воспитательнице. Полина Александровна решила посетить Локтева и все выяснить. Но она опоздала. К концу занятий ее вызвал к себе директор и сам ей о многом рассказал.

Накануне, под вечер, во дворе, где жил пятиклассник Локтев, произошло событие, которое потребовало вмешательства не только школы, но и врачей, и милиции.

Просьба выступить на дружинном сборе не слишком обрадовала Севкиного отца, Анатолия Прохоровича.

— Да о чем рассказывать-то? — сказал он. — Вкалывают люди, и все. Работа там не мед, сами понимаете. Условия нелегкие. Морозы, пурга…

Мать прервала его:

— Воля уже обещал вожатой, что его папа выступит перед пионерами! — Тон ее был непреклонен.

— Ну ладно, — нехотя согласился отец. — Порасскажу что-нибудь.

Накануне сбора Севка проснулся среди ночи на своем диване в столовой. Раздраженные голоса доносились из спальни. Родители ссорились.

Дверь была прикрыта, но Севка отчетливо услышал фразу, насмешливо произнесенную отцом:

— Даже на ваш вечер меня с собой не взяла. Я для тебя недостаточно вельможен! Теперь уж не переделаюсь.

«Почему — вельможен? — сонно подумал Севка. — Вельможи — это во дворцах… давно…» Повернулся на другой бок, закутался с головой одеялом и заснул.

Утром, когда он уходил в школу, родители еще спали. Про ночную ссору он мельком вспомнил, но не придал ей значения: мать постоянно бывала недовольна отцом.

После уроков Севка прибежал домой возбужденный. Надо наскоро пообедать, переодеться в пионерскую форму и вместе с отцом отправляться на сбор!

В квартире стояла тишина, в их комнатах было пусто.

Севка постучал к соседке.

— Вы не знаете, где мой папа? Он не сказал, куда пошел? Не опоздать бы нам…

Клеопатра Федоровна почему-то смотрела на Севку смущенно.

— По-моему, твой папочка уехал.

— Куда? Ведь нам сейчас на сбор!

— Мне кажется, что он уехал… опять на свое строительство.

— Что за вздор вы говорите., Клеопатра Федоровна!

Сказано было не очень вежливо, и Севка это сознавал.

Но ему было не до вежливости. Ведь они опоздают на сбор!

Он вернулся в комнату. А где же папин чемодан? Вчера стоял в спальне у шкафа. Севкой овладело беспокойство.

И вдруг он увидел записку. Она лежала посреди обеденного стола, прижатая пепельницей. Мечась по комнате, он ее не заметил.

«Сын! Я улетаю обратно на Север. Будь здоров! Береги маму. Твоя мать замечательная женщина, но…» После «но» целая строчка была густо зачеркнута. «Пиши мне. Твой отец».

Севка застыл с запиской в руках. У него перехватило дыхание. Да он с ума сошел, отец! А сбор?

От негодования и злости у Севки потемнело в глазах. Он скомкал записку, швырнул ее на пол и разревелся.

Так подвести его! Как он посмотрит в глаза вожатой? Все ждут, сбор начнется через какой-нибудь час! Сказать, что отца вызвали телеграммой-молнией, потому что на стройке обвал, наводнение, землетрясение? Не поверят. Скажут: «Нахвастался, а сам всех подвел!» Позор! Позор! Ревунов будет ехидничать… На сбор Севка, конечно, не пойдет. Да он вообще не может пойти в школу, раз так всех обманул! Все рушилось! Все, все пропало!

Приткнувшись в углу дивана, Севка плакал в отчаянии. Потом затих. На сбор он идти не может. Но и дома, в этой предательски безлюдной комнате, сидеть тошно. Он пошарил в кармане брюк. Нашлось тридцать копеек. На кино хватит.