Критический момент для него наступил в тот день, когда Фрэнк был арестован по обвинению в присвоении чужих средств. От Фрэнка, который получал сведения от Стэджера, старик заранее знал об этом. Он собрался с силами, чтобы отправиться в банк, но для него это было все равно что волочить ноги в кандалах. После бессонной ночи он написал прошение об отставке на имя Фривэна Кэссона, председателя совета директоров банка, чтобы быть готовым сразу же вручить его. При виде этого документа Кэссон, коренастый, хорошо сложенный, привлекательный мужчина лет пятидесяти, вздохнул с облегчением.
– Я знаю, как это тяжело, мистер Каупервуд, – сочувственно произнес он. – Мы, – я говорю от лица остальных членов совета – мы тяжело переживаем неудачное положение, в котором вы оказались. Нам хорошо известно, как ваш сын оказался вовлеченным в эту ситуацию. Он не единственный банкир, принимавший участие в делах города. Эта система существует уже давно. Все мы высоко ценим услуги, которые вы оказали нашему учреждению за последние тридцать пять лет. Если бы существовал какой-то способ, мы бы с радостью помогли вам преодолеть нынешние затруднения, но, будучи банкиром, вы должны понимать, что у нас нет такой возможности. Дела находятся в полном беспорядке. Если бы положение выправилось, если бы мы знали, как скоро это случится… – Он выдержал паузу, так как полагал, что должен воздержаться от заверений, как ему или банку жаль расставаться с мистером Каупервудом столь прискорбным образом. Мистер Каупервуд сам мог высказаться по этому поводу.
Во время этой речи Каупервуд-старший изо всех сил старался сохранить самообладание для достойного ответа. Он высморкался в большой белый носовой платок, выпрямился в кресле и спокойно положил руки на стол. Он испытывал мучительную душевную боль.
– Я не могу этого вынести! – внезапно воскликнул он. – Пожалуйста, оставьте меня одного!
Кэссон, безупречно элегантный, встал и ненадолго вышел из комнаты. Он прекрасно понимал остроту момента и напряжение чувств, свидетелем которого ему довелось стать. В тот момент, когда дверь закрылась, Каупервуд-старший уронил голову на руки и содрогнулся всем телом.
– Никогда не думал, что дойду до этого, – прошептал он. – Просто не мог подумать.
Потом он вытер горячие соленые слезы, подошел к окну, посмотрел на улицу и стал думать, что еще можно предпринять.
Батлер все больше беспокоился о том, как ему следует поступить со своей дочерью. Судя по ее скрытности и явной склонности избегать его общества, он был уверен, что она по-прежнему общается с Каупервудом и что это грозит ей позорным разоблачением в обществе. Ему приходила в голову мысль побеседовать с миссис Каупервуд, чтобы она оказала давление на мужа, но потом он решил воздержаться от этого. Он еще не был окончательно уверен, что Эйлин тайно встречается с Каупервудом, и кроме того, миссис Каупервуд могла не знать о двуличии своего мужа. Он также думал лично встретиться с Каупервудом и пригрозить ему, но это было бы крайней мерой, и ему опять-таки не хватало доказательств. Он медлил с обращением в детективное агентство и не собирался доверять свои планы другим членам семьи. Однажды он все же изучил окрестности дома 931 на Десятой улице и осмотрел дом снаружи, но это мало чем помогло ему. Каупервуд уже оставил этот дом, и теперь он сдавался в аренду.
В конце концов он вознамерился отправить Эйлин куда-нибудь подальше: в Бостон или в Нью-Орлеан, где жила сестра его жены. Это был деликатный вопрос, и в таких делах его нельзя было считать воплощением тактичности, но Батлер все же пошел на это. Он написал сестре своей жены в Нью-Орлеан и осведомился, может ли она, никак не намекая на его участие, написать его жене и спросить, можно ли Эйлин приехать к ней в гости и одновременно отправить приглашение Эйлин. Но потом он порвал письмо, так и не отправив его. Немного спустя он случайно узнал, что миссис Молинауэр и ее дочери Кэролайн, Фелисия и Альта в декабре собираются поехать в Европу и посетить Париж, Французскую Ривьеру и Рим. Он решился попросить Молинауэра, чтобы тот убедил его жену пригласить Нору и Эйлин (или только Эйлин) присоединиться к ним под предлогом того, что девушкам нужны новые впечатления. Путешествие должно было занять около полугода. Обе семьи имели тесные связи между собой. Миссис Молинауэр с готовностью согласилась на предложение, особенно с учетом политических обстоятельств, и Нора была в восторге. Она хотела повидать Европу и давно мечтала о такой возможности. Эйлин была довольна в том смысле, что ее пригласила сама миссис Молинауэр. Еще несколько лет назад она бы не замедлила согласиться, но теперь это казалось лишь досадной помехой, еще одной незначительной трудностью, препятствующей ее отношениям с Каупервудом. Она сразу же отвергла это предложение, которое было сделано однажды за ужином у миссис Батлер, не подозревавшей об участии ее мужа в данном вопросе, но получившей от миссис Молинауэр сообщение о готовности взять ее дочерей под свое крыло.
Читать дальше