Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– Дайте мне поговорить, – тихо выдохнул он, – с ним! – Потом указал на меня и забормотал, как во сне: – С ним… наедине, наедине! Только с ним!

Остальные, немного обескураженные его поведением, отошли, чтобы не слышать нас, а я приблизился и опустился на колени рядом с ним, наклонив голову между его лицом и утренним небом. Его безумный взгляд впился мне в зрачки с жалобным и молящим ужасом.

– Именем Господа, – хрипло прошептал он. – кто ты?

– Ты меня знаешь, Гвидо! – ровным голосом ответил я. – Я – Фабио Романи, которого ты когда-то называл другом! Я – тот, чью жену ты украл! Чье имя оклеветал! Чью честь опозорил! Ах, да посмотри же на меня! Твое сердце скажет тебе, кто я!

Он тихонько застонал и поднял дрожавшую руку.

– Фабио? Фабио? – выдохнул он. – Он же умер… Я видел его в гробу…

Я нагнулся еще ближе.

– Меня похоронили заживо , – проговорил я ледяным тоном, чеканя каждый звук. – Пойми, Гвидо, заживо! Я выбрался – неважно как. И вернулся домой – чтобы узнать о твоем предательстве и своем бесчестии! Дальше рассказывать?

По его телу прошла страшная дрожь, голова стала болтаться из стороны в сторону, на лбу выступили крупные капли пота. Я аккуратно вытер ему платком губы и лоб – нервы у меня напряглись до последнего предела, – потом улыбнулся, как женщина, у которой вот-вот начнется истерика.

– Ты помнишь аллею, – произнес я, – милую старую аллею, где поют соловьи? Я видел там тебя, Гвидо, – с ней! В тот самый вечер, когда вернулся с того света. Она была в твоих объятиях, ты ее целовал, говорил обо мне и поигрывал ожерельем на ее белой груди!

Феррари поежился под моим взглядом, потом содрогнулся.

– Скажи мне… Быстрее! – прохрипел он. – Она… тебя узнала?

– Еще нет! – медленно ответил я. – Но скоро узнает – когда я на ней женюсь!

Его стекленеющий взгляд наполнился горькой тоской.

– О Боже, Боже! – громко простонал он, словно раненый зверь. – Ужас, какой ужас! Пощади меня, пощади…

Хлынувшая кровь не дала ему договорить. Дыхание его становилось все слабее, по лицу постепенно разливалась мертвенная бледность перед приближавшейся кончиной. Дико уставившись на меня, он шарил руками по земле, будто искал что-то потерянное. Я взял в руки его слабеющую трясущуюся ладонь и крепко сжал ее.

– Остальное ты знаешь, – тихо сказал я, – и понимаешь мою месть! Но все кончено, Гвидо, теперь все кончено! Она обманула нас обоих. Да простит тебя Бог, как прощаю я!

Он улыбнулся, и в его быстро стекленеющих глазах вспыхнула нежность, тот прежний мальчишеский взгляд, который покорил меня в былые дни.

– Все кончено, – повторил он каким-то жалобным лепетом. – Теперь все кончено! Боже… Фабио… прости…

По его телу и лицу прошла чудовищная судорога, из горла вырвался хрип, он с долгим неровным вздохом выпрямился – и умер! Первые лучи восходящего солнца, пробивавшиеся сквозь темные, покрытые мхом ветви сосен, упали на его спутанные волосы и озарили каким-то насмешливым сиянием его широко раскрытые невидящие глаза, на его сомкнутых губах застыла улыбка. К горлу у меня подкатил жгучий удушающий ком, словно наружу пытались вырваться мятежные слезы. Я все сильнее сжимал холодевшую руку своего друга и врага. На ней сверкал мой фамильный бриллиант – кольцо, которое подарила ему она. Я снял его с пальца Феррари, потом нежно и благоговейно поцеловал его несчастную безжизненную руку и осторожно положил ее на землю. Услышав приближавшиеся шаги, я встал с колен и выпрямился, скрестив руки на груди, сухими глазами глядя на лежащий передо мной коченеющий труп. Подошли остальные, с минуту все молчали, глядя на мертвое тело. Наконец капитан Фречча тихим, полувопрошающим тоном произнес:

– Полагаю, он умер?

Я лишь поклонился, не доверяя своему голосу и не желая выдать своих чувств.

– Он перед вами извинился? – спросил маркиз.

Я снова поклонился. Опять воцарилось тяжелое молчание. Застывшее улыбающееся лицо Феррари, похоже, лишило всех дара речи. Врач наклонился и умелым движением закрыл остекленевшие молящие глаза. И тут мне показалось, что Гвидо просто спит и любое прикосновение может его разбудить. Маркиз Давенкур взял меня под руку и прошептал:

– Возвращайтесь в город, друг мой, и выпейте вина – у вас положительно больной вид. Ваше явное раскаяние делает вам честь, учитывая все обстоятельства. Однако что вам оставалось? Это был честный поединок. Примите во внимание нанесенное вам оскорбление! Я бы посоветовал вам уехать из Неаполя на пару недель – к тому времени об этом деле забудут. Уж я-то знаю, как улаживаются подобные дела, – предоставьте это мне.