Мирослав Крлежа - Поездка в Россию

И этот Ильич - не только портрет в милицейских участках, мотив лирических стихотворений или звук фонографа. Он не просто военное знамя или здравица на банкете, где много пьют и говорят, но мало думают. Он и вправду погребен где-то глубоко в душах русских людей. Эти люди многое пережили и достаточно настрадались, но как бы ни закостенело их мышление под влиянием жестокой действительности, имя Ленина вопреки всему звучит тепло, мягко, негромко, почти умиротворенно. Это не сентиментальная лирическая тишина, это катарсис, в котором слышится всплеск крыльев трагедии...

Мавзолей Ленина - это сегодня центр Москвы. На Красной площади, перед Спасской башней, установлена временная модель Мавзолея по проекту академика архитектуры Щусева. Ассирийский куб - символ вечности, с надписью из пяти простых букв, которые потрясли мир: ЛЕНИН. Модель деревянная, ее предполагается исполнить в белом мраморе с большими черными буквами. Перед деревянным Мавзолеем ежедневно собираются паломники, чтобы поклониться покойному. Рядом с золотоискателем или охотником на медведей из Сибири тут стоит желтолицый китайский рабочий, рядом с мужиком из тульской губернии толстый астматический голландский торговец. Женщины и дети, старики и солдаты, нищие и дьяконы в камилавках - все они стоят под дождем, на ветру, ожидая своей очереди войти и поклониться. Начиная с двадцать первого января 1924 года толпы народа ежедневно проходят безмолвной процессией перед набальзамированным телом в стеклянном гробу. Черный саркофаг Наполеона в овале парижского Дворца инвалидов, в окружении знамен и трофеев всех его побед от Ваграма до Москвы, самой архитектоникой создает атмосферу торжественности. Мраморный саркофаг умышленно помещен так низко, что каждый желающий видеть Наполеона вынужден склонить свою голову перед генералом, предавшим революцию. Напротив, Ленин, желтый, набальзамированный, со своей рыжей бородкой, лежит в стеклянном гробу в обыкновенной рабочей блузе, стиснув кулак и затаив в уголках губ ироническую усмешку. Восковой, неподвижный Ленин, в неясном красноватом освещении, с одной стороны, создает впечатление варварского паноптикума, с другой стороны, во всем этом так много Востока, столько азиатской, русской, жуткой мистериальности, которой веет от прокопченных и сырых старинных московских церквей, той мистериальности, которая почти недоступна материалистически мыслящему человеку двадцатого века. Ленин лежит под стеклом. Слева и справа от покойника стоят красногвардейцы, на чьих обнаженных кавалерийских саблях колеблется багряный отсвет, подобный тому, что поблескивает на штыках караула, застывшего у Гроба Господня в ночь с Великой пятницы на Великую субботу. В деревянном мавзолее, на глубине четырех метров под землей, при комнатной температуре, где по красному ковру неслышно движутся люди без головных уборов, устремив свои взгляды на желтый лысый череп мертвеца, чьи ноздри лоснятся так, точно он умер только вчера, - происходит чудо. После собственной смерти он по-прежнему агитирует, он действует в интересах своей партии...

Если Наполеон является в своей гробнице во Дворце инвалидов призраком мертвого императора, перед которым, согласно придворному церемониалу, следует склонить голову, то Ленин в центре Москвы - агитатор, он агитирует сегодня так же, как агитировал при жизни, когда его голос раздавался на площадях этого города и тысячи и тысячи людей впитывали в себя, как губки, его слова и жесты...

Сегодня для иностранца, приехавшего в Москву, первое и самое необычное впечатление состоит в том, что вся динамика города, все движение масс несет на себе печать ирреального образа, который посмертно, символически является людям, как являлись им Христос и Мохаммед. Да! Слова Ленина несут на себе и трамвайные вагоны, и мраморные памятники, Ленин говорит с фасадов московских дворцов и со стен крепостей; Ленин смотрит на вас с витрин, из окон, он вьется надписями на знаменах и лентах, он висит над вашим изголовьем в номере гостиницы, он и маяк, и путеводная звезда, и предмет повседневного разговора, и статья в газете, и государственная власть.

МАСКА АДМИРАЛА

На улице бушевала метель... Продавцы предлагали купить окровавленное мясо в мокрой газетной бумаге, размахивали жирными рыбами, прохожие перебегали через улицу и исчезали в облаках тумана и снега. Тем временем из глубины бульвара, словно гонимая ветром, появилась огромная процессия с красными знаменами. Бородатые старцы палками нащупывали дорогу, держась за руки, ступали женщины, дети тянули печальный и непонятный напев. Процессия выглядела как шествие паломников. Все эти люди с черными пустыми глазницами шагали, высоко задрав головы, устремив взгляд высоко, в покрытое облаками ветреное небо. Двое мужчин во главе манифестации несли горизонтально натянутый между двумя палками транспарант с сияющими золотыми буквами: "Да здравствует труд слепых!" Ветер выл и метался, косыми полосами шел мокрый снег, и над головами идущих с театральной серьезностью басовито гремели звуки колоколов, точно у Римского-Корсакова или у Мусоргского в сцене венчания на царство русского царя Бориса Годунова. Слепцы с пением шагали сквозь метель, их горизонтальный красный стяг не спеша продвигался вперед, постепенно исчезая в сером мельтешении улицы. Мне припомнился умирающий Свердлов, на смертном одре говоривший своим друзьям о великом счастье тех, кому дано было пережить прекрасные дни, когда человечество стало пробуждаться от сна.