Юрий Корчевский: Хождение за тридевять веков. Торговый гость из будущего

Иван протянул Михаилу и Мигелю войлочные шапочки.

– Надевайте и ложитесь.

Михаил с удовольствием растянулся на полке, и Иван стал охаживать его веником.

Потом подошел черед Мигеля. Однако он не выдержал и пары минут – вскочил и с воплем выскочил в моечную.

А Михаил продолжал париться. Потом обмылся в моечной и вышел в просторный предбанник. Там, обмотавшись полотенцем, уже сидел Мигель.

– Тонка кишка у чужеземца, – заметил Иван, – пара толком еще не нагнали, а он уже испекся.

– Ничего, пообвыкнется. Давай пиво!

Из жбана литров на пять Иван разлил по кружкам прохладное пиво.

– Однако пиво удачное получилось. Хмеля отменного по случаю купил.

Все трое отхлебнули пенного напитка. Пиво и в самом деле оказалось вкусным, прохладным и слегка пощипывало язык.

Мигель покачал головой:

– Зачем люди на Руси так над собой издеваются?

– Ты про парную? Кожа хорошо очищается после парной, все тело дышит, легко становится.

– Не по мне это, смыл с себя грязь – и все.

– Грязь смыть мало. Русская баня – это ритуал, традиция. Баня любую хворь выгонит.

Они посидели, поостыли, обмылись еще раз, чтобы смыть пот, и прошли в дом.

– Мигель, можешь отдыхать – Маша покажет тебе комнату. Иван, пойдем побеседуем.

Иван уже достал бересту, где были записаны все расходы. Михаилу было все равно – пулом больше, двумя меньше, но слушал он со вниманием. Прислуга должна чувствовать за собой контроль, иначе подворовывать начнут. Да и интересно было – разумно ли тратил деньги управляющий? Выходило – с умом.

– Молодец, хвалю. Дом в порядке, деньги потрачены дельно. Что по дому делать надо?

Беседовали они часа два. За полгода, что Михаила не было, управляющий обследовал дом, увидел, что и где требует ремонта. Михаил выделил ему денег, а также жалованье на всю прислугу.

– Раздай, людям деньги потребны.

– Премного благодарствую.

– И еще. Завтра стекло привезут. Штука хрупкая, выгружайте осторожнее. Надо будет слюду в окнах стеклом заменить. Найдешь толкового плотника?

– Сам справлюсь, ничего хитрого.

– Как знаешь.

Михаил прошел к себе в комнату. Время было вечернее, пора спать. Как давно он не отдыхал на нормальной кровати – с периной, подушкой! На корабле комфорта не было, зачастую приходилось спать на берегу или на палубе. Кожа на лице и руках от морской соли, ветра и солнца потемнела, задубела.

Он разделся и с удовольствием растянулся на кровати. И качки нет, к которой он уже привык.

Понемногу накатился сон.

Проснулся Михаил посреди ночи оттого, что кто-то его гладит. Сначала он хотел вскочить, но потом ощутил, что руки были нежные, женские. А поскольку женщин в доме было только две, прийти могла только Маша.

– Ты чего?

– Что ж ты, любый мой, мне не улыбнешься, к себе не позовешь? Али я уродина какая? – Маша пустила слезу.

Михаилу стало неудобно. С Иваном о делах говорил, с испанцем в бане парился, а девушке даже подарка малого из чужих стран не привез, не поговорил, слова доброго не сказал. Как есть непорядок, она же не мебель! Сразу же решил завтра на торгу подарок купить, оплошность исправить.

Были в институте у Михаила девушки, не святой был. Гулял с ними, ходил в ночные клубы, спал. Но ни одна не зацепила, не хотелось на ней жениться, завести семью, детей – к женитьбе он относился серьезно. А Маша? Сказать, что любит ее – так нет, но симпатия есть. И после вызволения ее из рабства он чувствовал ответственность за ее судьбу. И потом – запросто мог ею попользоваться, знал, что отказать она не посмеет. Но чувствовал, что это все как-то не по-людски. Девушка и так жизнью обижена, в рабство попала, насиловали ее там – сама же сказала. И уподобляться ее насильникам он не хотел, иначе и сам встал бы с ними на одну доску. Ну а коли сама пришла… он не святой.

Полгода он женщин, можно сказать, и не видел, и потому набросился на девушку, как оголодавший зверь. Хоть и устал после трудного похода, но, немного отдохнув, снова начинал ласкать Машу. И так – почти до утра. Уже утром она выскользнула из постели, слегка помятая и потрепанная, но довольная.

– Я уж думала, ты совсем меня только за прислугу держишь. Я потом простыню сменю.

А Михаил вырубился начисто.

Проснулся в полдень, когда солнце уже било в окно. Снизу, с первого этажа, были слышны голоса.

Михаил оделся, протер глаза и спустился.

В прихожей стоял Григорий, а перед ним, загораживая путь к лестнице, – слегка уже распаленный Иван.