Admin: Екатерина Михайлова

и это-то всего невыносимей.

Под небом цвета выцветшей извёстки,

как сонные туристы едут к морю,

уеду я в посёлок Белоозёрский

и стану петь в церковном местном хоре,

и жить одна, — не стану вить я гнёзда,

и это никому не выйдет боком.

Я буду петь.

И небо содрогнётся,

когда направлю я любовь

на Бога.

03.12.2010

ПРО ДОМАШНИЙ УЮТ

Он, приходя, выпускает в неё напалм —

прямо с порога её обрывает танец:

«Знаешь, я в этом городе, думаю, не останусь».

«Знаешь, я с ней полгода, наверно, спал».

«Знаешь, наверно, не надо тебе со мной».

«Знаешь, конечно, чай и домашний уют —

приятно...»

До плинтусов в невидимых красных пятнах

кухонная стена за её спиной.

А она всё сидит, будто бы цела,

улыбается — как выжимает под штангой двести:

«Знаю — ты не из тех, кто сидит на месте»,

только пальцы вцепляются в край стола.

Но однажды приходит неузнаваем, в глазах вода:

«Я тут книгу твою почитал немного

и наткнулся на список вещей в дорогу,

прошлого года. Не знаю пока, куда.

Но далеко — на Алтай, или там в Сибирь.

Выбросил — я-то знаю,

как обращаться с прошлым.

Список хороший... я тут подумал — может,

будешь мне больше рассказывать о себе?»

06.01.2011

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Раны мои украшают тебя, мой свет.

Каждое слово твоё стало больше весить.

Ты повзрослел за два месяца лет на десять —

страшно с тобой ходить по одной Москве.

Знаем давно: каждый пряник скрывает кнут.

Палки в колёса не ставишь, но целишь в оси.

Ты для меня без пяти минут смертоносен;

нет, я не буду ждать эти пять минут.

посади меня на автобус, всего делов,

что нам с того — я всё помню, ты помнишь тоже.

Дай мне самой, самой себя уничтожить,

и не смотри на прощание через стекло.

21.11.2010

***

Так иди один.

Пусть бросает в холод и в жар, —

привыкай дышать свободно, пока не взяли.

Так умей говорить,

чтобы каждый немел, дрожал.

Откажись от рабства — носи в рукаве кинжал;

защищать тебя больше некому —

нет хозяев.

Так иди один.

Никого ни о чём не проси.

Стань гурманом — или отшельником и аскетом

(что одно, на деле).

Иди, сколько хватит сил.

Хлеб железный съешь,

сапоги чугунные износи.

Вот тогда будет шанс на встречу

хотя бы с кем-то.

19.11.2010

ГОСТЬ

Он проходит в дом,

снимает тяжёлые перстни,

запирает дверь и вешает плащ на гвоздь.

Всем соседям, котам и собакам давно известно —

к ней ночами является странный гость.

Он садится за стол,

она молча приносит ужин, —

будто пища простая здесь кому-то нужна:

ритуал.

Как со смертным, пришедшим с работы мужем,

говорит о делах,

подливает в бокал вина.

И присматривает, чтоб было светло и чисто,

чтоб ему было славно, тепло и спокойно с ней.

Он же смотрит только туда, где её ключицы,

и чуть выше —

где кожа тоньше, ткани нежней.

У неё под глазами тени ночей бессонных,

а глаза безумны,

а руки — сколько ни грей...

Всех в округе —

кого-то взглядом, кого-то словом —

он отвадил давным-давно от её дверей.

Ей уже сто лет почтальон не приносит писем.

Её взяли бы на роль панночки — так, без проб.

Он ей нежно на ухо шепчет:

«В гробу отоспимся», —

и указывает на двуспальный

уютный гроб.

11.11.2010

NATURALBORNLOVERS

Просто кто-то выжал по полной газ

и исчез, на ветер подняв листву. Я

снова слышу, — кто-то не верит в нас.

И во что тут верить?

Мы существуем.

Мы не будем прятаться в каземат,

потому что вместе — неуязвимы.

Мы настали, как настаёт зима;

много ли добьёшься, ругая зиму?

Стоит ли расстреливать первый снег?

Он кружит, он падает вам на плечи!

Всё равно мы кончимся по весне —

просто потому, что ничто не вечно.

Но пока мы рядом. Мы прямо здесь.

Мы растём стремительнее посевов.

Мы настали, видите? Как пиздец.

Абсолютный.

Полный.

И сразу всем вам.

26.10.2010

ПЕРЕГОВОРЫ

Я хочу, чтоб вы славно жили в своих домах,

и смеялись, и зла не видели — днём с огнём.

Эта штука в руках называется «автомат».

Осторожнее говорите со мной

о нём.

21.10.2010

ГЛЯДЕЛКИ

Он смотрел на неё —

острившую сгоряча.

молчаливую — каждый раз ощущая кожей

этот взгляд поверх чужого мужского плеча;

только плечи менялись,

а взгляд оставался тот же.

И она на него смотрела — издалека,

ясно, пристально — без поволоки и без истомы;