Павел Давыденко - Матриархия (СИ)

Ублюдки.

И ничего нельзя сделать.

Я встал и заходил по «камере». В общем-то, оычная комната, с маленьким, как в некоторых туалетах, окошком. Даже если разбить его, то не вылезешь. В комнате прохладно, но сухо. Ведро в углу, чтоб «отправлять естественные надобности», обрывки обоев на стенах - так, лохмотья.

Подошел к стене. Отпечаток, даже рисунок ладони виден.

Кого-то тут держали, до нас.

И сейчас он вряд ли разгуливает на свободе.

Может быть, они его мучали, истязали, и вот теперь у них появилось целых четыре игрушки, одну из которых можно...

Хватит об этом. Перепачканные кровью стены еще ничего не доказывают. Меня вон стукнули легонечко, в общем, а из носа вдруг хлынула кровь.

Кстати, впервые такое. Помню, на катке упал и рожей приложился об лед, так и то хоть бы хны. Наверно, иммунитет ослаб, в последнее время мы чем питались? Правильно.

- Что ты там нашел, Ром? - спросил Юрец. - Да ты не переживай. Они с нами ничего не сделают, им нужны бойцы, я уверен.

«Ты-то уж боец знатный», - хотел сказать я. Но промолчал.

Еще и блокнот мой забрали. Сейчас бы хоть порисовал.

Почему люди так любят отбирать смысл твоей жизни? Почему любят обрывать крылья твоим желаниям, твоей музе?

Я присел напротив Рифата и прислонился к стене.

Даже если нас и отпустят - что будет дальше, и есть ли смысл жить вот так, бегать, скитаться? Это же инстинкт подгоняет, подстегивает иллюзии, в которых мы жили до этого. Да, я еще надеялся, что все вернется на старые места, или что новый мир примет хоть подобия привычных очертаний.

Родных нет. Старые друзья или далеко или мертвы. Последнюю девушку - и то забрали.

Энергия переполняет, охота вырваться из этой клетушки и действовать. Но нужно сидеть и ждать, когда там соизволит прийти некий главный и что он там предложит. Если он такой же, как Архип, то каши мы с ним не сварим.

Ну почему я так люблю думать? Нет бы просто, затупить в одну точку, как Юрец. Или всхрапнуть, как Рифат. Проклятие прямо какое-то.

- Чего ты, Ром?

- Да ничего. Надоело все.

Юрец мог сказать «когда-нибудь это закончится», ну как обычно - успокоить. Но он промолчал, и стало еще грустней. Потому что, когда такой оптимистичный чувак как Юрец перестает трындеть насчет того, что «скоро все устаканится», значит... все фигово.

Кажется, что скоро все будет по-другому.

Только, вряд ли эти изменения будут в лучшую сторону.

***

Черноту неба раздирают молнии. Они идут нескончаемой, плотной вереницей и струи ливня хлещут по спинам, поливают лица. Волосы висят сосульками, под ногами текут потоки, стопы проминают грязь, та чавкает под ногами.

Идти тяжело, мы чуть ли не по колено утопаем в грязи. Не знаю, куда мы идем, но рядом и Рифата и Юрец, и Архип, вижу и другие знакомые лица. Как будто всех знаю. Одноклассники как будто или одногруппники. Пацаны-футболисты - Колян и Миха еще. Шагаем по полю, как солдаты, утопая в грязи. За мной целая толпа - и сбоку, и впереди. Знакомые и незнакомые тоже.

И мы идем в темноту, и на губах химический привкус дождя.

Снова голубой зигзаг молнии. В глазах некоторое время стоят сероватые блики.

Впереди горят костры. Люди в капюшонах, с мечами что ли, в руках. Или это какие-то другие металлические штуки. Я хочу остановиться, хочу побежать назад, но тело не слушается. А потом: все ведь идут. Так чем я лучше?

Оранжевое пламя манит. Хочется окунуться в него. И от близости тепла становится еще холоднее, а ливень не щадит: поливает и поливает.

Вижу первые ряды.

Голые задницы. Белесые ноги, и на них пляшут отсветы костров.

Передо мной ряд парней тоже без штанов, и вообще - без одежды. Смотрю на Рифата: он стучит зубами, весь синюшный.

Смотрю вниз.

И я тоже голый.

Кто-то прикрывает промежность, кто-то идет так, безо всякого стеснения. Я теперь тоже сжимаю промежность, рукой-ковшиком и продолжаю идти.

Вижу, что у тех типов, в капюшонах, есть щипцы. Рукояти обмотаны тряпками. «Капюшоны» ворошат пурпурные угли и V-образные концы раскалены.

Свернула молния.

Крик заглушил гром. Или это был не гром, а общая какофония звуков, в которой тонули надсадные вопли.

Я уже возле этого самого человека в капюшоне, но это...

Один скидывает капюшон и растягивает губы в ухмылке.

- Анечка... Аня?

Меня грубо хватают за руки. Все ближе и ближе раскаленные концы рогатины, и вот уже запах паленой щетины в носу...

Я вздрогнул и проснулся. Кошмары становятся неотъемлемой частью существования, когда я не рисую. А ведь в последнее время мне не до этого. Хотя с другой стороны, после простоев рисунки получаются более жизненные, более качественные, что ли. Как будто подсознание напрямую подключается к грифелю карандаша, минуя подводные камни в виде кривых рук.