Михаил Певцов - Путешествие в Кашгарию и Кун-Лунь

Хребет Семис-тай, или Хатын-ула, как называют его торгоуты, есть восточный отрог Тарбагатай, загибающийся близ своей оконечности к юго-востоку. Южный склон его отлог, а северный очень крут, в особенности западнее перевала Орылгун-дабан, верстах в 15, где хребет достигает наибольшей высоты и падает почти отвесно на север. По причине чрезмерной крутизны северного склона хребта Семис-тай, с него не стекает в речку Кобук ни один постоянный приток, но зато после каждого сильного дождя оттуда, по словам местных торгоутов, несутся стремительные потоки, очень скоро иссякающие по прекращении ливня. Кроме перевала Орылгун-дабан, через Семис-тай ведут еще два прохода -- Мышлетэ и Сы-дабан, отстоящие в 10 и 16 верстах к западу от первого. Оба они имеют очень крутые северные склоны и потому почти вовсе недоступны для караванов.

Верстах в 15 восточнее перевала Орылгун-дабан хребет Семис-тай поворачивает на юго-восток и, пройдя верст 20 в новом направлении, оканчивается на правом берегу речки Кобук. В двух днях пути к юго-востоку от его оконечности лежит помянутая выше солончаковая впадина Кобук-сар, а в расстоянии одного перехода от нее на юг находится соленое озеро Хара-дабасун-нор, питающееся, как выше замечено, по всей вероятности, водами речки Хол, которая теряется близ него в песках.

Сделав большой переход по долине речки Кобук, мы вышли к буддийской кумирне, построенной лет 30 тому назад доргоутским князем Матэнем и носящей в память о нем название его имени. Ныне она запущена и очень редко посещается богомольцами, но в прежнее время при ней жило много лам и существовала библиотека из священных книг на тибетском языке51.

В этот день мы ночевали у самой кумирни Матэня, на высоте около 5 650 футов над морем. Долина Кобука в окрестностях кумирни была покрыта снегом около семи дюймов глубины. Вечером 30 декабря термометр Цельсия показал --27°, а на следующее утро опустился до --40°.

При сильном холоде мы направились на запад, в горы хребта Тарбагатай, сочленяющегося к северо-западу от кумирни с весьма высоким хребтом той же системы -- Сауром, имеющим снеговые вершины. Дорога, ведущая от кумирни Матэня в Зайсанский пост через проход Керген-тас, пересекает Тарбагатай в седловине, к северу от которой этот хребет быстро поднимается, как бы уступом, и примыкает к Сауру52.

Первую половину перехода по горам Тарбагатая мы сделали беспрепятственно, но зато на второй, спустившись в узкую долину речки Цаган-гол, встретили глубокий снег, в котором наши верблюды ежеминутно проваливались, и их приходилось развьючивать, поднимать и потом снова навьючивать. Наконец, выбравшись с большим трудом из глубокого снега, мы остановились ночевать на свободной от него площадке, покрытой хорошим кипцом. Солнце, склонявшееся уже к горизонту, так сильно пекло в этой высокой местности, как на равнинах в апреле, и наши измученные животные, обрадовавшись теплой погоде, весело паслись на тучном лугу.

Утром при морозе в 30° Цельсия мы поднимались постепенно версты три на плоский перевал Керген-тас, возвышающийся на 6 360 футов над морем. На вершине его мы остановились у пограничного знака для определения высоты и с радостным чувством вступили после долгого странствования на родную землю. Окончив наблюдение, мы стали медленно спускаться с перевала и были застигнуты в пути сильной бурей, продолжавшейся до самого вечера. В конце станции, когда мы стали приближаться к Чиликтинскому плоскогорью, ветер дул с такой силой, что верблюды не могли держаться на оледенелой слегка дороге и часто падали.

Изнуренные и сильно прозябшие, с большим трудом дошли мы до барака на Чиликтинском плоскогорье, в котором располагается летом наш передовой отряд.

При таких удручающих условиях пришлось нам провести первый день Нового, 1891, года, бывший вместе с тем днем нашего вступления в родную страну.

Следующий переход мы сделали по междугорному Чиликтинскому плато. После бури день был совершенно тихий, безоблачный и теплый.

Плато повсюду покрыто кипцом и полынью; по сторонам дороги видны были зимовки киргизов и многочисленные стада скота. На ночлег мы расположились в киргизском стойбище, в котором мне с сотрудниками отвели теплую комнату в глиняном домике, убранную коврами и казавшуюся нам роскошным салоном после долгой жизни в открытом поле, в палатке и юрте.

От зимовки мы прошли еще версты три по Чиликтинскому высокому плато, а потом поднялись с него немного по отлогому склону на хребет Манрак, окаймляющий это плато с севера. Спуск с Манрака на север несравненно круче и длиннее подъема с юга. Северный склон хребта покрыт очень хорошей растительностью, в особенности долины и лощины, в которых находилось множество киргизских зимовок и паслись повсюду стада. В одной из лощин мы остановились на ночлег и поместились опять в теплой комнате, убранной еще лучше, чем на предыдущем ночлеге. Поздно вечером приехал из Зайсанского поста приветствовать экспедицию помощник уездного начальника, посещение которого доставило нам большое удовольствие.