Аркадий Фидлер - Зов Амазонки

Мы повесили трофей на куст в тени дерева, намереваясь забрать его на обратном пути. Вот мы и в лесу. Отовсюду несется птичий гомон. На толстом стволе дерева я заметил черного дятла величиной с ворону. Он яростно стучал клювом по коре и так увлечен был этим занятием, что не заметил нас. Ну что же, и он пригодится в моей коллекции. Грянул выстрел. Стук прекратился. Несколько мгновений птица сидела неподвижно, вцепившись в ствол. Затем упала, издав пронзительный предсмертный крик, похожий на боевой клич. Да, в лесах Укаяли жизнь и смерть сплетены очень тесно!

Убитого дятла мы подвесили на палочку и захватили с собой. Углубляемся в лес, солнце поднимается все выше. От земли, от кустов, от стволов деревьев — отовсюду пышет нестерпимым жаром. Воздух раскален, и дышать все труднее. Мой охотничий костюм, весь пропитанный потом, прилипает к телу, как пластырь. Даже забавно: махнешь рукой — и капельки пота брызжут во все стороны, как будто высосанные из пальцев.

Хуже всего приходится легким: хочу вздохнуть поглубже, но ничего не получается, что-то мешает. Учащенный пульс бьется в висках, глаза застилает пелена. Все большее утомление охватывает нас, все чаще приходится присаживаться и отдыхать.

Не очень густой лес состоит из деревьев, покрытых мелкими листьями, не дающими тени. Солнечные лучи пронизывают их насквозь и ложатся на землю пятнами, особенно яркими на тропинке. Пройти несколько шагов по этим солнечным островкам настоящая каторга! В раскаленном лесу эти лучи разят, как огненные стрелы, даже сквозь одежду. Птицы скрылись. Еще час тому назад они вели себя очень шумно, а теперь умолкли, охваченные дремотой.

Но лес живет. Вот перед нами новое зрелище: как по мановению волшебной палочки, вдруг сразу появились сотни и тысячи насекомых. Жуки, саранча, лесные клопы, бабочки — целая фаланга взбудораженных и все прибывающих насекомых. Они беспокойно снуют по траве и кустам, карабкаются на ветки, мечутся как одурелые по тропинке, носятся в воздухе. Все они охвачены каким-то общим возбуждением.

— Святая богородица из Гваделупы, смотрите! Как их легко ловить! — восклицает, поблескивая глазами, удивленная Долорес и поспешно сует насекомых в банку с ядом.

Она права. В лесу творится нечто необычайное. Какое-то волнение овладело всеми насекомыми и выгнало их из укрытий. Может быть, под влиянием ужасной жары по лесу прошла волна такого необычайного беспокойства? Она всколыхнула лесных насекомых и вдруг разожгла в них инстинкт продолжения рода.

Во всяком случае, такого возбуждения я не видел ни до, ни после. Вокруг нас все волновалось, трепетало. Грозный рогатый жук геркулес догоняет пузатого жука, принадлежащего к совсем другому роду; геркулес заметил свою ошибку не сразу, но потом опомнился и помчался дальше. Рядом огромная цикада поблескивает своими крыльями, отливающими всеми цветами радуги, и пронзительно стрекочет. Ее страстный голос звучит, как отчаянный крик утопающего. Неподалеку, на этом же кусте, несколько раздраженных кузнечиков прыгают на ветках, потрясая дрожащими усиками. Всюду трепещущие крылышки и насекомые, разыскивающие друг друга. Некоторые уже соединились в судорожном объятии и замерли без движения надолго. Таких пар все больше и больше. Они усыпали листья и ветви кустов. В воздухе кружатся соединившиеся пестрые бабочки. Чикиньо и Долорес с легкостью ловят сеткой эту ценную добычу. Нас потрясло это зрелище. Мы поняли, что стали свидетелями редкого явления природы. Я обратил внимание, что насекомые, появившиеся в таком огромном количестве и с такой жаждой соединения, завладели чащей. Сейчас они единственные владыки тропического леса. Они здесь главенствуют, они задают тон всему. Лес сейчас их стихия, он принадлежит им — не птицам, не животным и уж меньше всего человеку с затрудненным дыханием и учащенным пульсом.

Вдруг насекомые исчезли так же внезапно, как появились, солнце скрылось за черной тучей, наступил полумрак, и стала надвигаться гудящая стена дождя. Недалеко от нас стояло великолепное дерево седро, оно спасло от непрошеного купанья. Через минуту дождь кончился, и опять выглянуло солнце. И в то же мгновенье обрушивается жара, пожалуй, еще более тягостная, чем прежде, потому что воздух насыщен влагой. Прохладная передышка была коротка. Насекомые больше не появлялись. Мы отправились домой.

Подойдя к месту, где три часа назад была повешена на куст убитая ящерица, мы остановились как вкопанные. Гад, которого мы считали мертвым, за это время успел очнуться и сползти на тропинку. Увидев нас, он яростно оскалил зубы и, шипя, сверлил нас взглядом. Пораженный его необычайной живучестью, я вторично выстрелил я теперь уже по-настоящему уложил на месте.