Руал Амундсен: Южный полюс

Как только была заброшена на палубу последняя собака и подняты оба ледовых якоря, зазвенел машинный телеграф и в ту же секунду заработал винт и увлек нас прочь от кромки льда в Китовой бухте. Прощание с уютной гаванью было подобно прыжку из одного мира в другой. Когда мы выходили, густой туман окутал влажной пеленой берег за нашей кормой. Через три-четыре часа вдруг прояснилось, но за кормой по-прежнему стоял стеной туман, скрывая столь великолепную при ясной погоде панораму, которой мы, естественно, были бы не прочь полюбоваться побольше.

Выходя из бухты, мы могли спокойно следовать тем же путем, каким входили в нее год назад. За все это время очертания бухты ничуть не изменились. Даже наиболее выступающий пункт в западной части бухты – мыс Мэнхью – спокойно стоял на своем месте, и не было похоже, чтобы он стремился отделиться от стены. Наверно, он просуществует еще много дней: ведь если лед в глубине бухты и движется, то чрезвычайно мало.

Лишь в одном ледовая обстановка этого года несколько отличалась от предыдущего. Если в 1911 году бльшая часть бухты уже 14 января была свободна от морского льда, то в 1912 она вскрылась на две недели позже. Лед упорно держался, пока свежий норд-ост, который подул как раз в тот день, когда вернулся южный отряд, не расчистил фарватер. Это было весьма кстати, норд-ост сберег нам много времени и сил, ведь до того места, где «Фрам» стоял, прежде чем тронулся лед, было по крайней мере в пять раз дальше. Двухнедельная разница в сроках отступления льда показывает, как нам повезло, что мы высадились именно в 1911 году. Работа, которую мы, благодаря раннему вскрытию бухты в 1911 году, выполнили в три недели, наверно, заняла бы у нас в 1912 вдвое больше времени и доставила бы гораздо больше трудностей и хлопот.

Густой туман, лежавший над Китовой бухтой, когда мы покидали ее, не дал нам также увидеть, чем заняты наши друзья японцы. Сильный ветер вынудил «Кайнан Мару» выйти в море вместе с «Фрамом» 27 января, после этого мы его больше не видели. Члены японской экспедиции, оставленные в палатке у края барьера севернее Фрамхейма, до конца вели себя весьма сдержанно. В день отплытия одному из наших довелось побеседовать с двумя гостями. Престрюд отправился за флагом, который мы поставили на мысе Мэнхью, чтобы на «Фраме» знали, что все вернулись обратно. Рядом с флагом стояла палатка – убежище для наблюдателя на случай, если бы «Фрам» заставил себя долго ждать. Поднявшись туда, Престрюд изрядно удивился, очутившись лицом к лицу с двумя сынами Ниппона, которые рьяно изучали нашу палатку и ее содержимое. Правда, в ней был всего-то один спальный мешок да примус. Японцы первыми начали беседу по-английски, радостно толкуя что-то насчет «найс дэй» (чудесного дня) и «пленти айс» (обилия льда). Заявив, что он совершенно согласен с такими неоспоримыми фактами, наш товарищ перевел речь на более интересующий его вопрос. Гости рассказали, что они сейчас единственные обитатели палатки на краю барьера. Двое их товарищей ушли в глубь барьера заниматься метеорологическими наблюдениями, они вернутся через неделю. «Кайнан Мару» отправился к Земле Короля Эдуарда. Предполагалось, что судно вернется к 10 февраля, заберет береговой отряд и возьмет курс на север. Престрюд пригласил своих новых знакомых навестить нас в Фрамхейме и, чем скорее, тем лучше; но они все не шли, а мы не могли их ждать. Если японцы все же посетили Фрамхейм, они могут засвидетельствовать, что мы сделали все, чтобы нашим возможным преемникам было хорошо.

Когда туман рассеялся, мы увидели со всех сторон почти совсем свободное ото льда открытое море. Иссиня-черный океан под свинцовым небом обычно не относят к разряду зрелищ, радующих взор. Но для наших глаз было истинным облегчением очутиться в среде, где преобладают темные цвета. Столько месяцев мы видели кругом сверкающее белое поле, и постоянно приходилось искусственными средствами защищать глаза от ослепительных потоков света. Причем даже с очками мы должны были щуриться. Теперь мы снова могли смотреть на мир широко открытыми глазами, как говорится, не мигая. Подумать только, что даже такая вещь может стать событием.

Море Росса опять показало себя с самой лучшей стороны. Слабый зюйд-вест позволил нам воспользоваться парусами, и уже через два дня мы очутились примерно в 200 милях от барьера. Вроде бы не такое уж большое расстояние, но нам оно на карте казалось вполне внушительным. Не будем забывать, что с нашими средствами сообщения на суше 200 миль составляли не один дневной переход.