Николай Камбулов - Беспокойство

— Ну и что? — спросил Мухтаров, расстегивая ворот гимнастерки (в кабине становилось душно).

— Макет станции сконструировал, — продолжал в том же тоне Самойленко. — Потом вспомнил, что я по третьему году служу. А ты спрашиваешь: «Ну и что?» Плохо соображаешь, Али.

Последняя фраза задела Мухтарова. Он заерзал на кресле и, не прекращая наблюдения за фосфорическими вспышками на экране, бросил:

— Ленивый ты, Андрей, вот поэтому и беспокоится командир.

— Ничего. Скоро на гражданку пойду, в цех, коленчатые буду точить. Эх и развернусь я там, будь здоров!

— Завтра, завтра, не сегодня — так ленивцы говорят! Так и у тебя… — с укором отрезал Мухтаров.

Самойленко, пожав плечами, молча отошел.

В полдень, уже под конец смены, послышался шум вертолета. Обеспокоенный Самойленко, искоса взглянув на Мухтарова, метнулся к окошку. Вертолет приземлился у самого домика. На землю сошел пилот. Затем кто-то подал ему несколько больших свертков и два мешка, по-видимому с крупой. Самойленко уже хотел было облегченно вздохнуть, дескать, пронесло, не приехал инспектор, как вдруг увидел: по ступенькам сошел низенького роста, с завидной выправкой человек, перетянутый в талии ремнем.

— Он! — крикнул Мухтарову Андрей, по тут же, присмотревшись, добавил: — Ошибка, Али. Какой-то солдатик прилетел. Махонький… Шумову докладывает. Ишь как ловко козыряет, будто генерал.

Андрей отошел от окошка и сел на свое место. Шли последние минуты дежурства. Вот-вот должна прийти смена. Экраны светились ровным зеленоватым огоньком, без всплесков.

— Вот что, Андрей. Командир прав: пора нам с тобой пересаживаться со второго класса на первый, — сказал Мухтаров, мельком взглянув на Самойленко.

У Андрея чуть вздрогнули брови. Он кашлянул в кулак, улыбнулся:

— И для чего ты мне это говоришь? Сидел, сидел и вдруг забеспокоился. Ну, я понимаю, волноваться надо, когда поверяющий приезжает. Не так ли?

Мухтаров лишь искоса бросил на друга недовольный взгляд и ничего не ответил.

Однако Андрей продолжал самоуверенно:

— Или, может быть, думаешь, что тот солдатик, который сейчас прилетел, переодетый генерал? Этого новичка, Али, еще придется на буксир брать. У нас как-никак второй класс! Это тоже что-то значит!

— Вот и плохо, Андрей, что только второй.

— Чудак ты, честное слово! Зачем же больше-то? Крепкий середняк тоже чего-то стоит. К нему не придерешься, он всегда на своем месте. Что касается моей персоны, то с меня и этого вполне достаточно…

— Достаточно, говоришь? Нет, Андрей, ты какой-то не такой, как я прежде думал. Нет, нет. Не нравишься ты мне.

— А я не девушка, чтобы нравиться! — не без ехидства усмехнулся Самойленко.

Мухтаров только поморщился и промолчал. Разговор он начал неспроста. Тогда, после допущенной ошибки, с ним долго разговаривал Шумов. Он подробно расспрашивал, как появился предмет на экране и долго ли держалось его изображение, замечал ли он, Мухтаров, раньше эту точку и что он думает о ней. На последний вопрос Али ответил с нескрываемым удивлением: «Чего же теперь думать о ней, товарищ командир?» Шумов загадочно произнес: «Да-а, плохо, если вы так говорите, плохо, товарищ Мухтаров».

Беседа эта произвела на солдата сильное впечатление, и вот уже сколько времени прошло с тех пор, а Али все никак не мог забыть о ней. Сейчас Мухтаров хотел вызвать Самойленко на откровенный разговор по поводу внезапно появившейся точки, но Андрей, по всему видно, даже не пожелал вспоминать об этом случае.

Пришла смена. Самойленко первым вышел из помещения. Облаков уже не было, их разогнал ветер. Кругом, насколько хватает глаз, маячили горы, местами бурые, ребристые. Вертолета тоже не было: он улетел в обратный рейс.

Вскоре из помещения вышел и Али. Потягиваясь, Андрей лениво разминал онемевшую от долгого сидения спину. Потом подмигнул Мухтарову:

— Понял?

— Что?

— Прошел еще один день службы. Порядок! — Он набросил на плечи шинель и зашагал вниз, к казарме — дощатому, окрашенному в зеленый цвет домику.

После обеда полагался часовой отдых. Андрей хотел было разобрать постель, как в помещение вошел Шумов. Инженер-лейтенант присел на стул, устало провел рукой по лицу. Самойленко сразу заметил, что он чем-то расстроен: вместо румянца на щеках бледность, всегда живые, искрящиеся глаза теперь потускнели. Андрея не удивила эта перемена в командире: дежуря на станции, он видел, как поздно ночью зажегся свет в комнатушке Шумова и горел до самого утра. «С макетом возится, — подумал тогда Андрей. — И чего человек беспокоится, ведь служба-то идет нормально…»