– Пускай, итить твою макушку, власти с этим разбираются. Наше дело маленькое. Сообщить и все, – пояснил дед, – Там знают куда, кого хоронить можно. Чем наше кладбище хуже? Там, все наши лежат. Там все ейные лежат. Нам там лежать. И ей там лежат положено. Куда нам в Москву ехать? Дорога, одна какая? Иди, погляди: реку разлило, в брод не перейти, моста нет. Трактор в броду вязнет. Месяц, итить твою макушку, остатки подъедаем. Нельзя проехать. Куда Москва? До Селков, итить твою макушку, не дойти. Кто гроб попрет? Бумагу кто даст?
– Какую бумагу? – насторожилась Вера Сергеевна.
– Об смерти, – пояснил старик, – Не знаешь? Всем положено.
– И то верно? – на этот раз согласилась супруга, – Что делать-то?
– Ничего. Участкового звать. Пускай он разбирается, – благоразумно заключил Афанасий, – На то он и власть, чтобы в таких делах разбираться.
– А как ты его позовешь, если к нам не пройти? – едко заметила жена.
– Как, как? – почесал дед лысую голову, – Итить твою макушку… Никак.
– Вот то-то и оно, что никак. Сам ничего не знаешь, черт лохматый. Все со своими советами лезешь. Сиди. Выискался умник. Без тебя разберемся. С этим вот что делать будем? – снова взмахнула завещанием Вера Сергеевна.
– Брось ее в печку, – сконфуженно предложил старик.
– Тебя мы уже слушали, – отмахнулась от него супруга, – Ты дело свое сделал. Молчи. Теперь пускай народ выскажется. Как, бабы, с последней волей быть? Где Марья?
– Там, – указал пальцем дед на улицу.
Вера Сергеевна распахнула окно, высунулась из него чуть ли не на половину свого короткого тела и крикнула:
– Марь, а Марь? Ты тут?
– Что надо? – поинтересовалась знахарка.
– Чего с эти делать? – Вера Сергеевна помахала в воздухе бумажкой, – Как быть с последней волей усопшей? Надо ее выполнять или, может, как-нибудь обойдется?
– Надо. Иначе душа не успокоится. Будет по ночам приходить. Свое требовать. Пока все не исполнится, – спокойно пояснила с лавочки Марья Петровна.
– Во как!? По ночам… Поняла… Слышал? – обернулась она к мужу, – Выброси, выброси. Вечно несешь всякую глупость. Не приведи, Господь, еще и по ночам приходить будет, – перекрестилась троекратно и выдала, – Придется в Москву везти.
– Кого? – опешил дед, – Ты что?.. Как?.. Без мосту?! Моста нет!
– Так сделай, – топнула ногой самогонщица.
– Как, я его тебе, итить твою макушку, сделаю? Делать мне больше нечего!? – возмущенно замахал руками старик.
– А что тебе еще делать? На печи лежать? Самогон жрать? Котов мучить? – напустилась на него супруга.
– Сдурела! Ты знаешь, как мосты делаются? Где я его тебе тут сделаю! Один! Тут, итить твою макушку, бригада нужна с трактором! Бревен штук тридцать. Я, тебе что – бульдозер?! – выпалил дед и даже взмок от волнения.
– Сам – дурак. Что столбом вырядился, черт лохматый? Гроб, иди, делай. Тут тебе бригада не нужна, – парировала жена, – Как без гроба хоронить будем? Подумал?! Не в простыне? Не собака. Как людям в глаза глядеть, когда они ее забирать станут?
– Кто? Кого? Куда? – хлопнул глазами старик.
– Ну, не меня же? – подбоченилась круглая самогонщица, – Размечтался! Надюху, твою, конечно. Люди. Путь-то не близкий. Слыхал, что Марья сказала? Она без того не успокоится. Так что иди, гроб делай! Тут мы и без тебя справимся.
Негоже возле покойницы перепалку устраивать, а с дурной бабой ругаться и того хуже. Махнул дед рукой и вышел из дома. В дверях столкнулся с Элеонорой Григорьевной, чуть всю воду из ведер себе на ноги не выплеснул.
– Ты что, очумел! – кинула она в спину.
– Иди. Вот иди и вразуми бабу неумную, итить твою макушку, – в сердцах выпалил старик, не оборачиваясь, и пошел по размытой улице в сторону дома, разбрызгивая грязь.
* * *
– Странно как-то это даже и слышать, – произнесла Элеонора Григорьевна, когда узнала суть обнаруженного завещания, – В истории такого еще не случалось. Хотя время сейчас иное. Странное. Теперь все может быть. Но Москва… это так далеко. И потом пустят ли ее туда?.. Красная площадь все-таки. Думаю, что это невозможно.
– Что же нам делать? – растерялась Вера Сергеевна, – Как последнюю волю исполнить?
– Если исполнить невозможно, то не стоит и пробовать. И потом все эти истории о последней воле, по-моему, полная несуразность. Нет ничего после смерти. Это установленный наукой факт. И никого нет. Ничего не остается. Все исчезает. Некого бояться. Иначе, можно дойти до абсурда. Мало ли кто чего сделать после своей смерти захочет. Что же нам после этого всем на голове ходить, что ли? – высказалась бывшая учительница.
Читать дальше