Кен залпом осушил свою рюмку и уставился на меня. Потом о чем-то задумался и покачал головой.
– Все равно этот случай не укладывается в моей голове. Какова причина? Она ведь не могла таким способом заставить его говорить.
– Зато могла заставить его замолчать.
Мне показалось, что он вздрогнул.
– Ты же выяснил, как Миклос отправил вторую партию через Триполи, а она лишила Хертера возможности узнать об этом.
Китсон долго смотрел в одну точку, а затем, словно вспомнив обо мне, спросил:
– Ты наверняка уверен, что скоро здесь появятся полицейские?
– Да, если мы не появились в Афинах, то Анархос наверняка догадается, где нас следует искать. Если бы не гроза, они давно уже были бы здесь. От этого острова до Афин не более девяноста миль.
Кен снова задумался, а потом, словно на что-то решившись, кивнул. Я подлил коньяк в свою рюмку: мне уже было достаточно, но разговор предстоял долгий, и мне нужна была поддержка.
– Именно она и толкнула тебя на это дело, другого мнения быть не может. Ей было понятно, что ни набоб, ни Хертер самостоятельно найти драгоценности не смогут. А у тебя появился шанс. Улыбнись тебе удача, и вы с ней могли смотаться куда-нибудь подальше и наслаждаться жизнью.
Я опрокинул свою рюмку и снова принялся разрушать его воздушные замки.
– Ей нужны были только драгоценности и не больше: это сулило свободу и независимость от капризов судьбы, новая жизнь и так далее. Ради них она была готова дать набобу отставку, но ей пришлось по той же причине предать и тебя тоже. Когда ты не смог заполучить все это добро, Дагира сразу же переключилась на меня, – Китсон недоверчиво посмотрел на меня, а я продолжил безжалостно расправляться с его иллюзиями. – Там, в Триполи, она пришла ко мне в номер и сделала предложение. Не так грубо, конечно, но смысл был понятен: получишь драгоценности, и я буду твоей.
Лицо Китсона стало непроницаемым. Да, иллюзии не выдерживают напора реальной жизни.
– Да, она могла бы это сделать, – смог наконец признать он. – Я любил ее, – Китсон разжал пальцы, и рюмка разбилась у его ног.
Я стал глупо озираться, словно боялся, что наш разговор смогут подслушать.
– Она вернулась к нему, Кен, когда наши усилия оказались тщетными, Дагира просто снова переключилась на него. Ведь это ты сказал ей вчера, куда мы направляемся. Только так они могли узнать об этом.
Китсон безнадежно кивнул, и тут тишину разорвал рев моторов "Пьяджио". Поначалу мне трудно было сообразить, что происходит, но я тут же подскочил к двери.
– Не трепыхайся, – остановил меня Кен.
Я взялся рукой за ручку и обернулся. На меня смотрел его "Вальтер".
– Он убьет и себя, и ее тоже, – возразил я.
– Отойди от двери.
Я подчинился его требованию.
– У него есть шанс. Ветер благоприятный, а я учил его, как водить самолет.
Заработал второй двигатель.
– Здесь у нее нет никаких шансов. На суде ей будет нетрудно оправдаться и получить какое-нибудь символическое наказание.
Китсон даже не смотрел в мою сторону, но по-прежнему держал пистолет наготове. Он вслушивался в рев моторов.
– Я не хочу никакого суда, – парировал Кен.
Гул двигателей стал тише, и он согласно кивнул.
Я выскочил на улицу, где уже стали появляться любопытные. Впереди нас по дороге бежало двое ребятишек. Китсон уже спрятал свой "Вальтер" и мы побежали к долине. На вершине холма звук усилился, по тропинке спускалось несколько островитян. "Пьяджио" все еще стоял на месте, двигатели ревели, и носовое колесо вдавилось в заросшую травой землю. Набоб убрал тормоза, и самолет пришел в движение. Он медленно набирал скорость и, нетерпеливо дрожа, устремился к морю. Носовое колесо, словно нехотя, оторвалось от земли, и, наконец, вся машина, с круто задранным носом, уже поднялась в воздух.
– Выровняй машину, – прошептал Китсон.
Его бесполезный совет остался неуслышанным. Двигатели ревели, но траектория была слишком крутой, чтобы машина могла набрать скорость, а без этого любая высота была ей недоступна. Набоб не был пилотом и не понимал этого...
Первая волна накрыла левый двигатель "Пьяджио" и словно дымок от выстрела рассеялась на мелкие брызги от встречи с пропеллером. Нос самолета задрался еще выше, крыло зацепило следующую волну и "Пьяджио" задрожал. Еще одна волна лениво прокатилась по крылу, самолет развернулся на ребро и рухнул в море. Мне показалось, что какое-то мгновение его колеса вспенили вокруг себя белые буруны, и все исчезло.
Читать дальше