Владислав Крапивин: Звёзды под дождём

Дождь шёл давно.

Отражения фонарей растекались по чёрному асфальту, как яичные желтки по сковороде.

Деревья, дома, газетные киоски и гипсовые горнисты у входа в маленький сквер привыкли к такой погоде. Они уже вымокли как только могли, и теперь им было всё равно. И каждый продолжал заниматься своим делом: деревья качали ветками, заборы держали на себе сырые афиши о приезде Московского цирка, дома хлопали парадными дверями и светили разноцветными окнами, а горнисты держали у губ свои фанфары и готовились затрубить, если что-нибудь случится.

Только газетные киоски ничего не делали. Они уже были закрыты и тоскливо глядели тёмными стёклами.

А трамваям дождь нравился. Вымытые вагончики так сверкали красными боками, словно их только что выпустили с завода. Они бегали по городу особенно резво, звонили весело-весело и на каждом стыке проводов рассыпали изумрудные влажные искры. Это были даже не искры, а лоскутки зелёного пламени. Они сыпались на мокрые крыши трамваев, на блестящий асфальт и шипели.

К маленькому скверу, который охраняли гипсовые горнисты, подкатил трамвай из трёх вагонов. Пассажиров было немного, и кондукторша хвостового вагона дремала, опустив подбородок на грудь. Это была опытная кондукторша и, даже задремав, сохраняла строгий вид. Со стороны казалось, что она просто рассматривает висящую на груди сумку со сверкающим запором и голубыми катушками билетов.

Она проснулась, как только в вагон вошёл мальчик.

— Бери-ка билет! Ну, живенько!

Мальчик сунул руку в карман куртки. Потом пошарил в карманах брюк. Он не нашёл трёх копеек и молча повернулся, чтобы уйти.

— А ну постой…

Кондукторша уже совсем прогнала дремоту. Она глянула вслед мальчику и поняла, что он долго шёл под дождём. Волосы его слиплись в длинные пряди, а на шее склеились в тонкую косичку. Капли скатывались по косичке за воротник разбухшей от дождя куртки. В ботинках, конечно, хлюпало.

— А ну постой! — прикрикнула кондукторша. — Гордый какой… Куда едешь-то на ночь глядя?

— До цирка, — сказал мальчик и обернулся. Ему было всё равно. Он даже не помнил точно, идёт ли этот трамвай до цирка.

Кондукторша, ворча, оторвала билет:

— Возьми. А то пойдёт контролёр…

Мальчик взял билет мокрыми пальцами. Он не сказал спасибо: наверно, забыл. А может быть, не хотел. Он стоял и, прищурившись, смотрел, как за окном плещется дождь. Мальчик не боялся дождя и в трамвай сел только для того, чтобы дальше уехать от дома.

Куда? Хоть куда. Его гнала обида.

Вагон дёрнулся и пошёл.

Кондукторша снова опустила на грудь подбородок. И снова стало казаться, что она рассматривает сумку с голубыми роликами билетов.

Трамвайные лампочки горели дрожащим светом. Во время дождя лампочки всегда светят слабее. А по мокрым стёклам пролетали разноцветные пятна — от зелёных и красных букв на горящих вывесках магазинов. Это было красиво. Но мальчик совсем не думал о разноцветных пятнах. Он смотрел, всё так же прищурившись и опустив уголки губ. И думал совсем о другом.

Потом ему захотелось сесть. Он почувствовал, что устал. Человек быстро устаёт, если у него обида. Она оттягивает плечи в сто раз сильнее, чем тяжёлая намокшая куртка. Куртку, в конце концов, можно снять и выжать. А что делать с обидой?

Мальчик решил ехать. Просто сидеть и просто ехать, пока идёт трамвай. А что будет потом, он и сам не знал. В вагоне было много свободных мест, но мальчик не хотел садиться рядом со взрослыми. Они будут сердито поджимать губы, хмуриться и отодвигаться от промокшего насквозь мальчишки.

На одной из скамеек устроилась у окна девчонка.

Мальчик видел светлые завитки на её затылке, маленькие косы с растрёпанными концами и откинутый серый капюшон, усыпанный тёмными крапинками дождя.

Мальчик шагнул к скамейке и мельком глянул на девчонку. Она оторвалась от окна, чтобы тоже взглянуть на незваного мокрого соседа. И от неожиданности мальчик чуть не сказал «здравствуй».

Это была знакомая девчонка.

Правда, не очень знакомая. Мальчик её знал, а она его, наверно, не знала.

Осенью, зимой и весной он встречал её почти каждый день.

Он учился в двадцать первой школе, а она, видимо, в тридцать второй. И, наверно, тоже в шестом классе. По крайней мере, уроки у них всегда кончались в одно время. Домой мальчик шёл по Садовой, а девочка — по Чехова. На Первомайской они попадались навстречу друг другу.