Джеймс Кервуд - На равнинах Авраама

Джимсу вовсе не казалось странным, что этот момент наступает, наступает с неотвратимостью судьбы, словно о том позаботился его ангел-хранитель. Отойдя от суетящихся групп покупателей, Туанетта и молодой Таш не спеша направились к своим коням. Позволив собравшимся некоторое время повосхищаться собой, молодые щеголи прошествовали в сад за домом Люссана.

Тонтер и Хепсиба, улыбаясь во весь рот, наблюдали за симпатичной парочкой из-за бочки флипа, где их новоиспеченная дружба обрела весьма действенный стимул для быстрого укрепления. Барон издавал горлом громкие, похожие на смех, звуки и локтем подталкивал в глубоко упрятанные ребра человека, в котором вместо исконного врага обрел разговорчивого приятеля, вполне подходящего ему по характеру и склонностям.

— Посмотрите, посмотрите, друг Адамс, ни дать ни взять, пара павлинов на прогулке. Стоило моей красавице надеть это платье и большую шляпу, как она превратилась в настоящую женщину. А наш petit maitre 12мнит себя взрослым мужчиной. М-да, скажу я вам, если ваш щуплый маленький племянник…

— Ш-ш… Ш-ш-ш… — перебил Хепсиба. — Вот и Джимс.

Джимс и не подозревал о подобном внимании к своей персоне со стороны старых вояк. Он был всего в нескольких шагах от Поля и Туанетты, когда те завернули за дом Люссана. Увидев, что они идут по тропинке подальше от любопытных взглядов, мальчик немного успокоился и перевел дух. Он продолжил преследование только после того, как юбка Туанетты в последний раз мелькнула за углом. Бесшумно, по-индейски, он прокрался за ними и увидел, что они в растерянности стоят на краю сырой вонючей площадки рядом с хлевом, где скот и свиньи Люссана пробыли достаточно долго, чтобы переход через нее был не только неприятен, но и весьма рискован. Туанетта обеими руками придерживала юбку, и в ее глазах горело негодование. Она уже собиралась обрушить свой гнев на кавалера, который посмел завести ее в это полное нечистот место, когда Джимс вышел из-за кустов и оказался с ними лицом к лицу.

Он был бледен. Его худощавое тело напряглось, как тетива лука, глаза потемнели до черноты. Туанетту он не видел, и едва ли она занимала хоть какое-нибудь место в его мыслях даже тогда, когда гнев ее сменился удивлением и она заметила у него в руках тот самый сверток, который он отдал ей несколько минут назад. Джимс приблизился к Полю Ташу. Юноша, по ошибке приняв его медлительность и смертельную бледность за признаки замешательства и страха, попытался обелить себя в глазах Туанетты и высокомерным тоном обвинил Джимса в том, что тот шпионит за ними. Вместо ответа Джимс протянул руку со свертком. При виде свертка слова замерли на устах щеголя из Квебека. Джимс молчал, лицо Поля заливала густая краска. В отличие от Джимса он видел изумление Туанетты и догадывался о ее искреннем интересе к происходящему. Он быстро оправился от смущения и лицемерно протянул Джимсу руку.

— Прости меня, — извинился он. — С твоей стороны очень любезно принести пакет, который я… случайно обронил.

Джимс подошел на шаг ближе.

— Ты лжешь! — крикнул он и, размахнувшись, с яростью бросил сверток в лицо Ташу.

От удара Поль пошатнулся, и тут Джимс, как безумный, набросился на него. Раньше он ни с кем никогда не дрался. Но он знал, как действуют когтями животные. Видел, как совы в клочья раздирают друг друга. Однажды наблюдал за сражением двух могучих оленей, пока один из них не пал со сломанной шеей. Не раз смотрел, как осы-охотники отрывают голову добыче. В сотнях различных проявлений наблюдал он в природе противостояние и смерть. Все, чему он был свидетель, все, что знал о мучениях, насилии, стремлении калечить, убивать, — все слилось в его жестоком, необузданном порыве. Поль Таш взвыл от боли, Туанетта пронзительно вскрикнула.

Джимс слышал ее крик, но оставил его без внимания. Он пробудился ото сна; Туанетта, ее близость, ее глаза, устремленные на поле битвы, — иными словами, волнующая картина, которую так часто рисовало его воображение, была вытеснена более живым и глубоким чувством: он жаждал крови Поля. Пальцы Джимса, как железные когти, впились в жабо и камзол Таша. Треск разрываемой ткани и пышный костюм, разодранный до самого пояса, говорили о силе первого нападения. Но на этом ярость Джимса не иссякла; в неистовстве он продолжал рвать, царапать, и, наконец, оба противника в рукопашной повалились на землю. Когда они поднялись на ноги — с трудом выпрямившись, Поль сбросил с себя Джимса, — то были так измазаны в грязи и навозе, что Туанетта, забыв о своем драгоценном платье, закрыла глаза руками. Но через секунду она уже снова смотрела на зрелище, которое в равной степени отталкивало и завораживало ее. Джимс встал, держа в руках увесистый ком грязи, и запустил им в Поля, да так метко, что серовато-коричневая масса почти целиком залепила лицо юноши. Когда потерпевший с бешеным ревом кинулся на своего щуплого обидчика, вид его являл столь резкий контраст с безукоризненной внешностью и манерами, к которым привыкла Туанетта, что от неожиданности у нее перехватило дыхание. И тут она увидела и услышала такое, что ни глаза ее, ни женский инстинкт не могли не только понять, но и как следует разобрать, — судорожные сплетения и расплетения рук и ног, кувыркание тел, прерывистое дыхание, всхлипывания, рычание и, наконец, четкое и довольно громкое проклятие Поля Таша. И Джимс тут же отлетел в сторону и упал на спину.