Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

Входим в музей. В этом доме Наполеон прожил почти 5 лет. Вот его спальня с низкой кроватью, кабинет, бильярдная где на подоконнике аккуратно сложены желтоватые слегка побитые шары, которыми, по-видимому, пользовался сам император. По стенам комнат развешаны старинные гравюры и литографии. Картины былого величия: Наполеон в расцвете сил, со сложенными на груди руками (его традиционная поза) или сцена коронации — торжествующий Наполеон, взяв из рук перепуганного папы корону, сам возлагает ее на свою голову. А вот другие картины. Наполеон совсем иной — уже позади Ватерлоо, впереди неведомая ссылка. Картина называется «Наполеон прибывает на борту «Норсхаберленда» на остров Святой Елены». Император на палубе в своем обычном сюртуке и треуголке устало смотрит вперед, где, очевидно, уже виден мрачный, вырастающий из морских пучин остров, а далеко позади, как бы подчеркивая его одиночество, стоит свита... На полотне — последние секунды жизни Наполеона. Мертвенно бледный император на своей низкой постели, глаза его закрыты. Приближенные, обступив постель, вглядываются в его уже успокоенное лицо. «Наполеон мертв!» — словно говорит один из генералов, вытянув вперед руку... Но вот еще одна картина: Наполеон с нимбом над челом с устремленным вперед взором поднимается из темного, мрачного склепа. И снова вспоминаются строки Лермонтова:

Пожалуй, нет смысла продолжать. О Наполеоне и так много написано. Но хотя от современности его время отделяет жизнь многих поколений, тем не менее события того периода нам глубоко не безразличны. Мы, русские, посещаем наполеоновские места с волнением, вызванным не столько интересом к жизни знаменитого человека (Россия знала достаточно своих великих людей), сколько к истории своей страны. Наполеон для нас — живые ее страницы. Вспоминая о Наполеоне, вспоминаешь Отечественную войну 1812 года, и прежде всего Бородино...

Фрэд Янг везет нас дальше по горным дорогам Святой Елены. На одном из разветвлений он притормаживает и спрашивает, предпочитаем ли мы ехать обратно в город или дальше по острову; если дальше, то нужно платить еще по 2 шиллинга с брата. Так в высокие наши размышления вторгается проза жизни. В машине замешательство. Раздаются голоса:

— Давайте лучше обратно!

Уже, кажется, все потеряно. Искатели нового, бескорыстные романтики, что-то робко мычат, нерешительно протестуют, вот-вот сдадутся. Но спасает положение доктор; глянув на часы, он говорит:

— Половина первого. Магазины скоро закроются. Сейчас возвращаться в город ни то ни се.

— Конечно, ни то ни се! — уже решительно подхватывают романтики.

— Вперед! — быстро говорю я Фрэду, не дожидаясь конца дебатов.

Он сворачивает налево, в гору. Дорога поднимается все выше, к вершине острова — горе Актион. На подъеме нас застигает дождь. Откинутый было тент колымаги приходится спешно поднимать.

— Ну вот, надо было возвращаться, — слышится недовольный голос сзади, — Вымокнем до нитки.

— Вымокнуть боишься, а еще полярник, — парируют спереди.

Через десять минут с перевала открывается головокружительный вид на лежащее внизу море и каскадом спускающиеся к воде красные скалы, образованные застывшей лавой.

Все смолкают.

Машина начинает скатываться вниз и вскоре сворачивает в тенистый парк, где на лужайке стоит большой двухэтажный особняк. Это резиденция губернатора острова Святой Елены и подчиненных ему еще нескольких мелких островов в южной части Атлантического океана — Тристан-да-Кунья (252 жителя), Вознесения (196 жителей) и других, необитаемых. На лужайке перед домом ухоженный теннисный корт, а рядом площадка для гольфа. Ближе к зданию на длинных тонких столбах установлены домики для певчих птиц.

Наше внимание привлекает что-то большое и бесформенное, лежащее на траве между теннисным кортом и площадкой для гольфа. Мы пристально вглядываемся и узнаем в этой серой массе гигантскую черепаху.

— Ей 200 лет, — не без гордости сообщает Фрэд Янг.

Двухсотлетняя черепаха, современница Наполеона, обитающая возле дома губернатора.

Да, это гордость острова. Старая мудрая черепаха, которая столько видела на своем веку. Единственное живое существо, несомненно обитавшее здесь еще при Наполеоне. Умей эта черепаха говорить, сколько бы могла она рассказать о событиях, происшедших на острове уже после смерти Наполеона.