Борис Рябинин: Твои верные друзья

Потом на горизонте занялось зарево — горел корабль. Пролетели немецкие самолеты, — рыбак определил их по звуку. Вскоре зарево потухло: шторм довершил то, что начали самолеты.

Рыбак и рыбачка долго стояли на берегу, всматриваясь в темноту, ожидая, не выбросит ли море кого-нибудь, кому понадобится их помощь. Но не было никого. Только водяные валы с грохотом обрушивали свою ярость на прибрежную полосу суши.

Рано утром рыбак снова был на берегу. Он знал: иногда пройдет много часов, прежде чем море расстанется со своей добычей.

Он не ошибся. Что-то чернело у кромки берегового прибоя. Волнение начало стихать, но отдельные волны еще докатывались до этого непонятного предмета, окатывая его пеной и брызгами.

Рыбаку показалось, что это — человек. Но спустившись к воде, он понял, что ошибся: это была громадная черная собака, бессильно растянувшаяся на песке, а перед нею лежал какой-то странный сверток, из которого слышался детский плач.

Собака была измучена, но бросилась на рыбака, защищая спасенное ею дитя. Потом инстинкт подсказал ей, что это друг, и она позволила ему взять ребенка — девочку, спеленатую спасательным поясом.

Более полувека прожил молчаливый суровый рыбак на берегу моря, он видел и штормы и гибнущие корабли, не раз сам смотрел разъяренной стихии в глаза, не раз море прибивало к берегу страшные находки — последствия бурь и кораблекрушений; но еще никогда не бывало, чтобы оно выбросило из пучины вод живую собаку с живым крошечным ребенком...

С чудесно спасенным дитятей на руках рыбак вернулся в свою хижину. Вслед за ним пришла жить в дом и собака.

Это были Добрые люди, настоящие советские труженики, и они удочерили девочку. Они назвали ее Марысей, Мариной, что значит — Морская...

Вы понимаете мое состояние, когда я услышала, что вместе с собакой был ребенок, маленькая девочка... Ведь это же была моя дочь, моя Вера!

— Где же она? — почти закричала я, бросаясь к ним и тормоша то одного, то другого. Слезы ручьем лились из моих глаз, а сердце подсказывало, что сейчас я увижу мою кровиночку.

— Она в школе, скоро придет, — сказал рыбак.

Он едва успел проговорить это, как в комнату вошла девочка в опрятном аккуратном платьице и переднике, с ученической сумкой в руках, — синеглазая блондиночка с косичками, в которые были заплетены алые ленты. Так это — Вера?! Она уже стала ходить в школу! И тем не менее, я сразу узнала ее. Эти синие-синие, как васильки, глаза, эти русые волосы могли принадлежать только ей, моей дочери. Они так живо напомнили мне покойного мужа, ее отца... Остановившись у порога, она с любопытством разглядывала незнакомую женщину, недоумевая, почему Мирта ласкается ко мне.

— Вера!..

Я протягивала к ней руки, а она не двигалась с места и удивленно смотрела на меня.

— Меня зовут Марина, тетя.

Марина! Ну, конечно, она была тогда настолько мала, что даже не помнила своего первого имени. Вера-Марина...

Плача от счастья, я рассказала свою историю. Прослезился и старый рыбак. Громко сморкалась в фартук и вытирала покрасневшие глаза его жена. Только девочка все еще не понимала, кто эта тетя, которая так целует и ласкает ее, прижимает к себе, орошая слезами. Потом поняла и она...

После рассказа Надежды Андреевны мы долго молчали.

Взошла луна и посеребрила длинную дорожку от далекой и высокой черты горизонта до берега; вечерняя прохлада разлилась в воздухе. Наступил тот час, когда природа с особой силой говорит человеческой душе. Голоса людей, шорохи шагов на бульваре сделались тише, словно отдалились; слышнее стал тихий ропот моря. Море вело свой бесконечный разговор. Оно будто вздыхало о чем-то или шептало волшебную сказку-быль, подобную той, какую мы услышали сейчас. Может быть, оно хотело рассказать о еще не открытых тайнах, хранимых в глубине его вод, а может быть, о том, как много-много тысяч лет назад человек привел в свой дом из первобытной чащи дикого зверя, стал заботиться о нем, превратил его в помощника и друга и как благодарный зверь сторицей отплатил человеку за его труд и ласку, служа бескорыстно и преданно — на суше, в море... Ведь даже море могло быть тронуто тем, что мы узнали в этот вечер!..

— Поди, побегай! — нарушив молчание, ласково сказала Надежда Андреевна дочери, разжимая объятия и слегка подтолкнув ее вперед.

Девочка оставила скамью и, легкая, как мотылек, вприпрыжку побежала к воде, с тихим всплеском набегавшей на берег. Мирта тотчас же вскочила и последовала за ней.