Полин Джонсон: Затерянный остров и другие истории

Отец с сыном устремились по тонкому мостику через Козий остров на берег, потом опустились на подъемнике к ледяному мосту. Перекрывая яростный шум Ниагарского водопада, несся жалобныый предсмертный крик белоснежных птиц и возгласы собравшихся зрителей. На коварном ледяном обрыве лежала истекающая кровью, перебитая стая — всё, что осталось от великолепного отряда, спешащего домой. Их несчастные поломанные ноги, свернутые шеи, распластанные тела, вызывающие сострадание предсмертные судороги могли бы растопить каменные сердца. Никогда уже эти прекрасные лебединые шеи не вытянутся грациозно, чтобы одарить пугливым свистом апрельское небо, знакомое с ранними восходами солнца и поздними утренними звездами. Их лебединая песнь была спета, сладкоголосый хор их смолк навсегда.

Когда Джимми с отцом прибежали на место, толпы людей, кто с камнями, кто с палками — что попало под руку, — спустились на лед и добивали беспомощных птиц, в коих еще теплилась искра жизни. Они выхватывали их ДРУГ у друга, ругались, ссорились. Ни слова жалости или сожаления по случаю ужасной катастрофы, ни малейшего желания спасти уцелевшие экземпляры этой редкой прелестной птицы. Джимми заметил, что несколько лебедей каким-то чудом не пострадали, но, прежде чем он успел до них добраться, более сильные взрослые люди накинулись на ослабевших, перепуганных лебедей и забили их насмерть.

— Перестаньте! Перестаньте! — кричал Джимми. — Эти птицы не ранены! Спасите их! Отпустите!

— Как бы не так! — рявкнул здоровенный мужчина с лицом прожорливого злого духа. — Да эти птицы стоят по двадцать долларов за штуку! Лично я заберу все, какие попадутся.

И последние из тех, что еще пытались подняться и распластать свои чудесные крылья, одна за другой падали снова на землю, пока не остался один-единственный лебедь.

С быстротою дикой кошки Джимми кинулся к забившей крыльями жертве и загородил ее своим худым детским телом от занесенной дубинки.

— Только попробуйте ударить этого лебедя! — крикнул он сердито, оглядываясь с возмущением на потенциального убийцу.

— Привет, петушок! Тебе тоже захотелось заработать двадцать долларов? — ощерился тот.

— Вовсе нет, мне захотелось спасти этого лебедя, и я его спасу! — крикнул во весь голос Джимми. — Это моя птица!

— Да, конечно, Джимми, — грустно сказал его отец, подходя к ним. — Она одна осталась в живых. Я насчитал сто шестнадцать погибших или добитых 15.

Джимми снял с себя куртку, завернул в нее благородную птицу и осторожно понес к подъемнику. Выбравшись наверх на твердый берег, Джимми накормил лебедя, проверил, все ли у него цело, и заботливо посадил его в клетку, чтобы отправить домой. Усталая птица без всякого сопротивления позволила себя измерить. От клюва до кончика хвоста в ней был пятьдесят один дюйм. А размах ее крыльев и того больше — восемьдесят один дюйм.

Так уж случилось, что спасти эту прекрасную птицу, единственную, которая уцелела из целого отряда великолепных белоснежных, летевших на север лебедей, выпало на долю самому младшему члену «Клуба защиты животных» Джимми Даффи. Он сам ее спас, сам привез домой, сам раздвинул для нее прутья клетки, чтобы она могла свободно гулять на заднем дворе дома Даффи.

— Какой ты красавец! — говорил лебедю Джимми, убирая последний прут. — Оставайся, живи у нас, если тебе нравится, а когда захочешь, можешь улетать куда тебе надо. Ты у нас на свободе, а не в тюрьме.

На другое утро лебедь все еще оставался во дворе у Джимми. Утки пытались заговорить с ним, но его грустные, удивленные глаза и поникшие крылья говорили красноречивее слов об усталости и перенесенном несчастье.

В тот день мальчики целыми группами приходили посмотреть на него, а вечером заглянул и отец Бенсона. Услышав всю историю, он только сказал:

— Мне очень повезло, что я не оказался там. Я же большой и сильный и могу поколотить любого, кто даже сильнее меня. Если бы я схватил негодяя, убивающего беззащитных птиц, я бы непременно швырнул его в бурлящий поток. И сейчас уже сидел бы в тюрьме, а осенью меня бы, чего доброго, повесили. Да, на этот раз мне крупно повезло.

Многие жители городка советовали Джимми посадить лебедя за решетку или отослать его в музей, но Джимми всем отвечал:

— Нет уж! Я видел, как они умирали. Я не хочу, чтобы и мой лебедь умер от разрыва сердца.

Проходили день за днем, а лебедь все оставался у Джимми и казался довольным и счастливым.

Но вот занялась заря одного особенно яркого майского дня. Солнце жарко светило, устилая своими лучами задний двор Даффи. Около полудня раздался отчетливый музыкальный, совершенно особый свист. Услышав его, Джимми бросился к боковой двери. Его лебедь, вытянув высоко вверх шею, устремив клюв в сторону, противоположную слепящему солнцу, расправил свои царственные крылья и поплыл вверх, вверх, вверх…