Татьяна Беспалова: Изгои Рюрикова рода

– Ты видишь перед собой братьев Агаллианов, – взрокотал трубный глас.

Миронег испуганно глянул в потолок, встретился глазами со строгими, немигающими зраками архангельского образа, дрогнул душевно, истово перекрестился, но сумел устоять на ногах.

– Перед тобой глава дома – Фома Агаллиан и его братья: Фотий, Филипп и Никон Победоносный. Отвечай честно и правдиво, чужестранец. Как твоё имя и прозвище, каков род твоих занятий, кто твои родители и из каких ты мест! – говорил тот достойнейший муж, чьи руки так покойно лежали на коленях, будто тяжесть изумрудов и сапфиров на его перстнях не давала даже шевельнуть пальцем.

– Крещён Апполинарием, прозван Миронегом. Скорблю под Божьими небесами тридцать первый годок, не имея путёвых занятий, но надеясь…

– Давно скорбишь. Не мальчик! – голос мышиноподобного Фомы оказался совсем не похожим на писк одноимённой твари. Наоборот! Он походил на трубный рёв лося, отрывистый и страстный. Миронег сообразил, что человек, называемый Тат «каменным каганом», едва сдерживает рыдание.

– …матушка с батюшкой, дальние родичи покойной черниговской княгини, родили меня в тамошних окрестностях да и покинули сей бренный мир, оставив меня одного, без братьев и сестер, на попечении дальней, но знатной родни…

– Значит, ты сирота, – заключил Фома Агаллиан. – Продолжай!

– Я проживал за стенами Черниговской крепостцы, при княжьем дворе, особо ничем не занимаясь, но и не бедствуя. А ныне прибыл в Константинов град в надежде обрести наконец достойное занятие при митрополичьем дворе. Но до двора преосвященного я так и не добрался…

– …блуд затянул тебя в своё вязкое болото, не позволив приобщиться к православным святыням, – снова прогремел тот из братьев, чьи пальцы украшали самоцветы. – Итак, свидетельствуй, тщедушный смерд. И помни: если соврёшь – горе твоему поганому языку!

Миронег тяжело вздохнул, оглядел недобрые лица братьев Агаллианов, ещё раз перекрестился на грозного ангела, с божественным пристрастием взирающего на справедливый суд с потолка, проговорил громко, без запинки, правильно и членораздельно выговаривая слова ромейской речи:

– Бражничая и дивясь на обнажённых дев, бродил я, грешный, по городским баням. И вправду, надеялся блуду предаться, но Господь не допустил ни до греха содомского, ни до прочего блудливого греха. Смилостивился Творец, дозволил лишь к винам и яствам приложиться, но не более того. Разного греха насмотрелся я в тот день. Пришлось и грех душегубства узреть. В одном из прекрасных залов узрел я…

Миронег лишь на миг приостановился, чтобы перевести дыхание. Фома Агаллиан не спускал с него льдистых глаз.

– …узрел неравную схватку между прекрасным отроком вашего рода, известным мне под именем Галактион, и беловолосого латинянина. Латинянин этот теперь стоит у ворот этого дома на посту. Я слышал, что помощник эпарха приказал ему. И в этом полагаю сатанинские происки…

– Не витийствуй! Говори толком: что видел? – рявкнул тот из Агаллианов, что опирался на меч и именовался Победоносным.

– Не ведомо мне, что не поделили они, из-за чего произошла свара, – продолжил Миронег с воодушевлением. – А только свернул латинянин Галактиону шею – вот и вся недолга. А я, мерзостный трус, бежал с места преступления, даже не попытался защитить паренька. В этом грешен, а более ни в чём.

– Лауновех мёртв. Ты свидетельствуешь против мертвеца, – задумчиво произнёс Агаллиан Победоносный. – Но как Демьян Твердята, новгородский купец, оказался там? Не он ли убил Галактиона, причинив нашему дому ужасное горе? Разве не Демьян Твердята – суть отвергнутый жених моей племянницы? Разве не с намерением мстить явился он в город Константина? Разве не осуществил он таким ужасным образом свою месть?

– Демьян Фомич так же не виновен, как я! – заверещал Миронег. Он старался ускользнуть от недобрых взоров братьев Агаллианов, но те преследовали его, словно стая гончих псов. – Демьян и не думал… он не хотел мстить… то есть хотел… но он искал Володаря. Демьян Фомич думал, что князь Володарь Ростистиславич виновен в его бедах…

– И тогда упомянутый Демьян, тот, что ныне сидит в темнице моего брата Фомы, пришёл в бани с намерением убить младшего брата отвергнувшей его невесты, – каждое слово Никона Агаллиана было подобно удару кузнечного молота, и Миронегу мнилось, будто и из волос, и с кончиков пальцев его сыплются огненные искры.

– Если это не так, то что он искал там? – закончил свою речь Никон.