Рабочие и инженеры ликовали.
— Где Мак? — спросил «Толстый Мюллер».
— Я здесь! — ответил Аллан.
— How do you do, Mac? [96] Как вы поживаете, Мак? (англ.)
— спросил Мюллер с густым смехом.
— We are all right! [97] У нас все в порядке! (англ.)
— ответил Аллан.
Этот разговор в тот же вечер был воспроизведен во всех экстренных выпусках газет, наводнивших Нью-Йорк, Чикаго, Берлин, Париж и Лондон.
Они работали двадцать четыре года, и эта встреча была лучшим мгновением их жизни! И все же они обошлись без громких слов. Час спустя Мюллер смог послать Аллану бутылку мюнхенского пива со льда, а на следующий день они проползли сквозь скважину друг к другу, переутомленные, потные, голые, грязные, на глубине шести тысяч метров под уровнем моря.
Возвращение Аллана по штольне было победным шествием. Отряды рабочих, копошившихся во тьме, встречали его криками и ликованием:
— Кепи долой перед Маком, наш Мак молодчина!..
А позади Аллана, сверля скалу, уже опять грохотали буры.
Этель была сделана из другого теста, чем Мод. Она не хотела стоять в стороне от больших дел Аллана и обосновалась в кипящем круговороте. Она прошла систематический курс обучения на инженера, чтобы иметь тоже «право голоса».
С того дня, как она подала Аллану руку, она с достоинством защищала свои права.
Она, правда, освобождала Аллана от совместного завтрака, но в пять часов, ровно в пять, она появлялась, будь это в Нью-Йорке или в Туннельном городе, и безмолвно приготовляла чай. Аллан мог в это время совещаться с каким-нибудь инженером или архитектором, это ее нисколько не касалось.
Она тихонько хозяйничала в своем углу или в соседней комнате и, когда стол был накрыт, говорила:
— Мак, чай подан!
И Аллан должен был прийти, один или с кем-нибудь, это было Этель безразлично.
В девять часов ее автомобиль стоял у дверей, и она терпеливо ждала, пока он освободится. Воскресные дни он должен был проводить с нею. Он мог приглашать целый рой инженеров — как ему было угодно. У Этель был гостеприимный дом. Всякий мог приходить и уходить, когда хотел. В ее распоряжении был гараж с пятнадцатью автомобилями, отвозившими каждого гостя в любой час дня и ночи, куда ему было желательно. Порою, по воскресеньям, приезжал со своей фермы Хобби. Он ежегодно продавал двадцать тысяч кур и бог весть сколько яиц. Свет его больше не интересовал. Он стал религиозным и посещал молитвенные залы. Иногда он серьезно заглядывал в глаза Маку и говорил:
— Подумай, Мак, о спасении своей души!..
Этель сопровождала Мака в его путешествиях. Она неоднократно была с ним в Европе, на Азорских и Бермудских островах.
Старик Ллойд купил землю близ Роули, в сорока километрах к северу от Мак-Сити, и выстроил там для Этель огромную виллу, нечто вроде замка. Участок тянулся до моря и был окружен парком старых деревьев, которые по поручению Ллойда были доставлены и пересажены сюда японскими садовниками.
Ллойд ежедневно бывал здесь, а иногда неделями гостил у своего божества.
На третий год замужества у Этель родился сын. Она оберегала его как святыню. Это было дитя Мака, — Мака, которого она любила без лишних слов. Сын должен был через двадцать лет взять в свои руки дело Мака и усовершенствовать его. Она сама выкормила ребенка, сама научила первым словам и первым шагам.
В первые годы жизни маленький Мак был хрупок и чувствителен. Этель находила его «породистым и аристократичным». Но на третий год он пополнел, голова стала крупнее, и на лице появились веснушки. Его светлые волосы стали огненно-рыжими: он превращался в настоящего маленького коногона. Этель была счастлива. Она не любила нежных и чувствительных детей. Дети, считала она, должны быть сильными и крепкими, должны здорово кричать, чтобы развивать легкие, как это и делал маленький Мак. Никогда не ведавшая страха, она теперь познала его. Она ежечасно дрожала за ребенка. Ее фантазия постоянно рисовала ей случаи похищений, увечий и ослеплений детей миллионеров. В нижнем этаже своего дома она велела устроить, как в банке, стальное помещение. Там спал маленький Мак со своей няней. Без матери он не смел покидать парк. Две злые собаки-ищейки сопровождали его, и местность на три мили в окружности находилась под постоянным наблюдением сыщика. Когда Этель брала мальчика с собой, с ними садились в автомобиль двое вооруженных до зубов детективов. Шофер должен был ехать очень медленно, и однажды Этель среди нью-йоркской улицы дала ему оплеуху за то, что он ехал со скоростью hundred miles an hour. [98] Сто миль в час (англ.)
Читать дальше