Николай Смирнов: Государство Солнца (с иллюстрациями В. Милашевского)

Первыми изменили нам Чулошников и Ерофеев. Решив, что Беспойск не вернётся, Чулошников собрался ехать на мыс Доброй Надежды, чтобы открыть там торговлю. Он сманил с собой Ерофеева, пообещав ему участие в деле. Они покинули нас ночью, так как мы не отпускали их.

Ванька, у которого теперь была уже борода, часто уговаривал меня последовать их примеру. Но я отвечал ему обыкновенно:

— Подожди ещё недельку, Ванька. Больше ждали.

И Ванька соглашался ждать, потому что он всегда со мной соглашался.

С отъездом Беспойска французы на острове сильно сократили свою деятельность. Они превратили Люисбург в маленький форт, в котором было десятка два солдат, вечно больных лихорадкой. Город на Равнине Здоровья они бросили. Изредка в форт Люисбург приходил корабль из Иль-де-Франс. Он привозил водку и порох и увозил рис и быков. Однажды на одном таком корабле приехал Ассиз, который заявил, что его назначили губернатором Мадагаскара. Он и остался начальником Люисбурга. Мне было очень досадно, что мы в своё время не расстреляли этого негодяя. Он до сих пор не мог забыть Беспойска и говорил про него мальгашам всякие небылицы. Сами мы во французский форт не ходили, а все вести оттуда получали через наших приятелей мальгашей.

Оттуда же, из форта, на четвёртый год после отъезда ампансакаба, пришло известие, что Беспойск умер в Европе. Новость эта была несомненно выдумана Ассизом, но мальгаши ей поверили. Только смертью они могли объяснить такое долгое отсутствие ампансакаба. Весть о смерти Беспойска быстро распространилась по Мадагаскару, и это ещё больше пошатнуло наше положение. У нас уже не было чёрных помощников, и проведённая в бухте Антонжиль дорога начала зарастать. Только вождь племени силюлю, в деревне которого мы жили, продолжал верить в то, что Беспойск вернётся. Он говорил нам:

— Ампансакаб не мог умереть там. Он может умереть только здесь. Пройдёт двадцать лет, а он всё-таки вернётся.

И он поддерживал караульный пункт на берегу бухты Антонжиль и по временам сам осматривал сигнальный барабан, который молчал уже пятый год.

Эта наивная вера вождя передавалась мне. Ванька, который был всегда слаб духом, давно считал, что пребывание наше на Мадагаскаре излишне. Он не уходил с острова только потому, что не было компании. Весь пятый год я поддерживал в нём веру рассказами о волоките, которая царствует в европейских канцеляриях. Я доказывал, что дело, которое Беспойск взял на себя, бесконечно трудно.

Но в конце концов мои рассказы истощились. Когда я открывал рот, Ванька кричал:

— Знаю, знаю! Но ведь в пять лет можно перевернуть любую канцелярию.

Количество зарубок на недельной пальме теперь было так велико, что Ванька влезал на плечи Сибаеву, чтобы отметить новую неделю. Все же каждое воскресенье мы продолжали проделывать это, больше по привычке, так как и Сибаев перестал верить, что Беспойск вернётся.

Все это время мы, русские, жили в деревне Силюлю, верстах в двухстах от бухты Антонжиль. Деревня была полна крыс, пауков и ящериц. Мы ближе познакомились с бытом мальгашей, с их беспечностью, нечистоплотностью и жестокостью. Все больше и больше казалось, что Беспойск взял на себя непосильную задачу, задумав превратить этих полудикарей в граждан Государства Солнца. Мы переставали верить в чудо, на которое прежде рассчитывали.

У нас, у русских, был порох, и охота кормила нас. Мы стреляли обезьян, кабанов, дикобразов, которые были похожи вкусом на поросёнка. В один прекрасный день Андреянов женился на мальгашке и занялся земледелием. У него появились быки, потом пара ребят. Жена его ловила кузнечиков, сушила их, растирала в муку и делала лепёшки. Этими лепёшками Андреянов нас угощал. За это мы приносили ему дичины и немного помогали по хозяйству. Он все время мечтал выстроить избу по русскому образцу, но дальше слов дело не заходило.

Я жил в одной хижине с Ванькой. Мы уже не отмечали больше недель на пальмах по программе Беспойска, зато два раза в год ходили в Город Здоровья. Там откапывали орудия и смазывали их говяжьим салом. Наш город зарос кустарником, и триста деревьев вокруг дома Беспойска превратились в настоящий лес. В городе никто не жил, только жёлтые змеи, ящерицы и ядовитые пауки фуки ползали по разрушенным хижинам.

Моя собака Нест давно уже издохла. От всего камчатского имущества у меня остался только сундучок, окованный железом. На дне этого сундучка, в том месте, где прежде хранился порох, а потом книга «Государство Солнца», теперь лежали мои чертежи и программа деятельности на Мадагаскаре, написанная разборчивым почерком Беспойска. Как-то я заметил, что от сырости бумага разрушилась и что скоро у меня не останется ничего. Я сказал об этом Ваньке, но он не обратил на это никакого внимания. Так подошёл 1785 год.