Милей Езерский: Каменотес Нугри

– О горе нам, горе! – вопил он. – Наш бог и отец, великий Рамзес-Миамун отправился в закатный край.

Это означало, что фараон умер.

– Слышишь? – шепнул Нугри, толкнув Кени в бок. – Само боги покровительствуют нам.

– После смерти Мимуты ты молчал о своем замысле.

– И ты решил, что я раздумал?

– Нет, я решил, что тебе не до этого.

– И ты ошибся, Кени! Смерть Мимуты – моя боль, мое дело. А ведь мы говорили о деле общем.

Приближалось время похорон Рамзеса II. Десятки тысяч людей были уже распущены по домам. За труд они получили по четыре хлеба и по два кувшина вина на человека. Люди роптали, иные громко проклинали писцов.

– Не насмешка ли над бедняками эта подачка? – говорил Нугри. – Лучше бы ничего не дали, чем так обижать людей!

– Разве мы не ко всему привыкли? – возразил Кени. – Кто мы? Рабы.

– Или вьючный скот, – злобно вымолвил Нугри.

Узнав, что каменотесы и каменщики будут задержаны для дополнительных работ, Нугри повеселел.

– Что скажете, друзья? – обратился он к Кени и Тинро. – Я уверен, что сам трижды величайший Тот будет нашим путеводителем по запутанным коридорам гробницы.

– Да, боги милостивы к нам, – сказал старый Тинро.

Утром рабочие были разбужены гулом голосов. Высунувшись из шатра, Нугри увидел, что Долина царских гробниц оцеплена войсками. Медленно приближалось похоронное шествие.

Нугри выбежал из шатра. Кени и Тинро не отставали от него.

Впереди шли рабы с жертвенными дарами. За ними тянулись люди с домашней утварью. Медленно выступали слуги, несшие оружие, скипетр, священных жуков скарабеев, статуэтки и золотого ястреба с человеческой головой, изображавшего душу. Дальше следовали плакальщицы. Наконец появилась ладья на полозьях, запряженная волами. На ней лежала мумия фараона, закрытая от глаз прохожих деревянными стенками. У египтян был обычай сохранять тела умерших, не допускать их до гниения – бальзамировать их. Такие тела назывались мумиями.

Позади ладьи шли царевич Мернепта и царица с детьми. За ними толпились сановники в праздничных одеждах, писцы и народ.

Вой плакальщиц и плач писцов и сановников не утихали.

– О бог, царь, господин и отец наш! – причитали плакальщицы, ударяя себя в грудь и царапая себе лица. – Ты уходишь от нас в край закатный, и сами боги оплакивают тебя…

А погонщик, подгоняя волов, говорил с притворной грустью в голосе:

– На Запад, волы, везущие ладью, на Запад!

– На Запад! – подхватили друзья и принялись восхвалять покойника.

А заунывные голоса плакальщиц слышались все ближе и ближе.

Шествие остановилось.

Мумию сняли с ладьи и поставили на ноги у входа в гробницу, лицом к людям, спиной к стене. Началось прощание с фараоном. Царица и дети украсили мумию цветами и целовали ее по очереди. Слышались слова молитв, произносимых жрецами. Жертвенный дым расстилался вокруг покойника.

Царица заплакала, и вслед за ней заплакали писцы и сановники. А плакальщицы вопили:

– Плачьте, плачьте!

Верховный жрец Амона совершил курение ладаном и возлияние двойнику Озириса. Так называли египтяне духа, который, по их верованию, был неотделим не только от тела, но даже от неодушевленных предметов. Двойник мог лишь временно покинуть тело, как, например, во время сна, обморока и смерти.

– Двойнику твоему, Озирис-Рамзес, бог наш, перед лицом великого бога! – возгласил жрец, опуская воздетые руки.

Это было знаком нести мумию.

Два служителя взяли ее и понесли в гробницу.

– Эй вы, каменотесы, – обратился жрец к Нугри и Кени, стоявших у входа. – Помогите слугам да заодно покажите им дорогу.

Согнувшись, носильщики шли по невысокому коридору, который выходил на мощеный двор. Миновав три опускные двери из гранита, стоявшие в стороне, они вошли в царское жилище. Оно состояло из заупокойного храма, преддверья, горницы с тремя нишами и покоя с саркофагом. [11]Заупокойный храм – это жилище двойника умершего. Пока тело лежит в саркофаге, дух живет, по верованию египтян, в своих покоях. Он будет приходить в свой храм, куда вход всем воспрещен, во время жертвоприношений и праздников.

На стенах заупокойного храма были изображены пашня, жатва, посев, уборка хлебов, обед, пляска женщин, охота, рыбная ловля. Начальник рисовальщиков сдержал свое слово – картины были сделаны изумительно.

Казалось, земледельцы, повара, плясуньи и охотники остановились лишь на мгновенье. Но прекраснее всех картин было величественное изображение битвы при Кадеше. [12] Окруженный азиатскими колесницами, фараон, доблестно сражаясь, опрокидывает врагов в реку.