Густав Эмар: Атласная змея

Теперь нельзя уже было ни потушить, ни локализовать пожар. В лесу даже начали загораться одно за другим деревья, извиваясь и падая с ужасным грохотом; зловещие звуки, глухой треск, стоны агонии доносились из глубины неисследованных пустынь леса; огромные тени, перепрыгивавшие через пламя, бежали с рыканьем от огня и кидались в деревню, уничтожая и опрокидывая все, что попадалось им на пути.

Это были кровожадные обитатели пустыни изгнанные из своих логовищ; обезумевшие от страха и бешенства, они бежали, сами не зная куда, и еще более усугубляли своим появлением среди несчастного населения ужас их положения.

— Ко мне! Ко мне! — крикнул авантюрист изнутри дома. Послышались два выстрела.

— Беги посмотреть, что там такое делается, — крикнул Золотая Ветвь, — а я останусь здесь.

Вот что увидел Смельчак. При колеблющемся свете факела, выпавшего из рук одного из них и продолжавшего гореть на земле, два человека боролись с остервенением дьяволов.

Вдруг они покатились на землю, не выпуская один другого и продолжая душить друг друга; солдат бросился было их разнимать, но ему невозможно было помочь тому, который звал его на помощь. Переплетаясь как две змеи, рыча, как два хищных зверя, оба врага только тогда перестали колоть один другого, когда смерть положила конец этой ужасной борьбе.

— Черт! Вот два парня, которые поработали-таки руками! — прошептал солдат и, подняв факел, нагнулся над телами.

Первого, которого он поднял, он не узнал: это был Андрэ, молочный брат маркизы; второй был идальго.

— Бедный малый! — продолжал солдат, — вот и конец его карьере; он, ей-ей, сдержал свое обещание и заработал деньги! Кстати, кому теперь нужны эти деньги? Черт! — добавил он, доставая кошелек и перекладывая его в свой карман, — какой я дурак! Они пригодятся моему товарищу и мне самому! То, что падает в яму, достается солдатам!

Снаружи послышался выстрел, за которым сейчас же последовал второй.

— Там завязалась ссора; пойдем посмотрим, что там делается! — проговорил солдат, выбегая во двор.

Вот что случилось в это время. Как только Смельчак проник в дом, наверху с шумом открылось окно, и полуодетая женщина высунулась наружу.

Золотая Ветвь тотчас же двинулся вперед и посоветовал этой женщине не высовываться и закрыть окно, прибавив, что если она послушается его, ей не будет сделано никакого зла.

Женщина в ответ на это расхохоталась и сделала попытку выпрыгнуть из окна, чтобы бежать.

— Сударыня, — продолжал Золотая Ветвь чрезвычайно вежливо, — вернитесь назад! Повторяю вам в последний раз или вам будет плохо… мне строго-настрого приказано…

— Берегись ты сам, негодяй! — крикнула ему в ответ женщина и выстрелила в него из двух пистолетов. Пули просвистели мимо солдата и одна из них ранила его в голову.

— Так вот ты как! — вскричал солдат, приходя в бешенство. Он поднял ружье и тоже выстрелил. Женщина издала крик боли и исчезла.

— Ладно! У нее в крыле, должно быть, застрял свинец, — спокойно проговорил солдат, снова заряжая ружье. — Тем хуже для нее, сама виновата! Пробуйте после этого мягко обращаться с женщинами!

В ту же минуту толпа вооруженных людей наполнила двор.

Бержэ и барон де Гриньи были во главе их.

— Ну! — спросил канадец, — что нового?

— Ничего особенного! — отвечал солдат. — Птицы в гнезде.

— А эти выстрелы?

— Простая стычка! Так, от нечего делать! — сказал Смельчак, подходя в эту минуту.

Графиня де Малеваль все предвидела.

Она рассчитывала иметь со своим прежним возлюбленным объяснение, от которого должна была зависеть жизнь или смерть последнего.

Или граф де Виллье пройдет через кавдинское ущелье ее злобы и мести, или же он бесповоротно погиб.

Она пригласила главных вождей племени прийти к ней затем, чтобы получить из ее собственных рук несчастного молодого человека.

Индейские вожди с удовольствием исполнили ее желание; они глубоко ненавидели французов, и надежда овладеть одним из видных французских офицеров наполняла их радостью.

Несмотря на всю свою ненависть к французам, индейцы невольно восхищались капитаном, когда увидели, что он сам добровольно отдался в их руки, и, покидая дом, они скорее составляли ему почетный конвой, чем вели пленника.

Граф прошел через всю деревню, высоко подняв голову и улыбаясь. Мученическая смерть, которая, по всей вероятности, ожидала его в самом недалеком будущем, казалось, нисколько его не печалила. Он, наоборот испытывал тайную радость, думая о том, как должен теперь злиться его враг, видя крушение всех своих планов и необходимость довольствоваться той, пошлой местью, ради которой графиня принесла в жертву все, даже свою честь.