Густав Эмар: Сакрамента

— А, между тем, это очень просто: дон Мигуэль и его друг дон Луис считают нас дезертирами и, если бы мы были настолько глупы и решили бы снова явиться в лагерь, они, не долго думая, приказали бы прострелить нам головы.

— О! Не бойтесь этого! — живо отозвалась Сакрамента, в отчаянии ломая пальцы.

— Нет, сеньорита, мы совершенно уверены, что они поступят именно так, и потому не хотим попасть к ним в руки.

— Вы можете проводить меня только до лагеря, — просительно проговорила она, — там вы меня оставите, и я пойду дальше одна.

— И этого будет совершенно достаточно. Дон Луис чутьем угадает о нашем присутствии, и тогда мы все равно пропали… Затем, кто может поручиться нам, что, вернувшись в лагерь к своим друзьям, вы не расскажете им о том, что с вами приключилось, и не выдадите нас.

— О! — лицо девушки исказила презрительная гримаса.

— Нет ничего невозможного! — назидательно заметил Педросо. — Осторожность-мать безопасности… Нет, все это нам не подходит.

— Но ради самого Неба, — вскричала она, выходя из себя. — Скажите же, чего вы от меня хотите?

Несколько минут бандиты шепотом совещались.

— Самый пустяк, сеньорита, — сказал, наконец, Карнеро. — Мы люди осторожные!.. Бог нам свидетель, что мы не желаем вам никакого зла, но, согласитесь, было бы очень глупо, если бы мы не воспользовались представляющимся нам случаем разбогатеть… Вот вам лист ликвидамбра и кусочек заостренного дерева. Напишите на этом листе, что вы наша пленница и что вы обещали нам выкуп в сумме двадцати тысяч пиастров, и что эти двадцать тысяч пиастров должны быть мне немедленно вручены… Я сейчас же отправлюсь в ваш лагерь, хотя и знаю, что это грозит мне серьезной опасностью, но я готов сделать это, чтобы только доставить вам удовольствие… вы же пока останетесь здесь, под охраной моего друга Педросо и, как только я получу обусловленную сумму, я подам моему другу сигнал, и вы получите полную свободу… Все, как видите, очень просто… Теперь скажите, что вы думаете по этому поводу… Согласны вы на мое предложение или нет?..

— Я ничего лучшего и не прошу, — отвечала она с плохо скрываемой радостью. — Давайте же скорее лист и палочку, я напишу записку.

Педросо срезал своим скальпировальным ножом лист ликвидамбра и подал его Сакраменте. Девушка стала писать, а бандиты, нависнув над ее плечом, внимательно смотрели, что она пишет.

Внезапно прозвучали два выстрела, и бандиты рухнули на землю, корчась в предсмертных судорогах.

Солнце еще не вышло из-за горизонта, когда Луи Морэн, стряхнув оцепенение, сковавшее его тело, поднялся со своего жесткого ложа и принялся будить пеонов и охотников, которым затем велел готовиться в путь.

Лесной бродяга за время своих продолжительных странствий прекрасно изучил пустыню и знал, насколько важно соблюдать мельчайшие предосторожности, ибо только так можно до известной степени обезопасить себя во время путешествия по бескрайним саваннам.

Вскоре лагерь пришел в движение, пеоны задавали корм лошадям и мулам, водили их на водопой к реке, готовили завтрак, навьючивали мулов и запрягали фургоны.

Когда дон Луис лично убедился, что все в порядке, он разбудил дона Мигуэля и попросил его известить дядю и кузин, что все готово к отъезду.

Вдруг из палатки донесся тревожный крик, и вслед за тем выбежала дона Жезюсита в слезах, ломая в отчаянии руки.

Дон Гутьерре, дон Мигуэль и француз поспешили к ней.

— Что случилось? Ради самого Неба! — вопрошали они все разом.

— Моя сестра! Где моя сестра? Где Сакрамента9 — растерянно проговорила, наконец, дона Жезюсита.

— Сакрамента? — тревожно спросили мужчины.

— Да, — продолжала девушка. — Где Сакрамента? Где моя сестра? Что с ней случилось?..

— Да разве она не спала вместе с вами в палатке? — спросил Луи.

— Нет!.. Моя сестра или умерла, или похищена!.. — отвечала она, разражаясь рыданиями.

— О! Это невозможно! — вскричал дон Гутьерре, бросаясь в палатку.

— Боже мой! Какая еще беда обрушилась на нас! — прошептал дон Мигуэль дрожащим голосом.

— Боже мой! Боже мой! — продолжала причитать дона Жезюсита. — Моя сестра, моя бедная сестра!

— Моя дочь! Кто вернет мне мою дочь! — вторил ей дон Гутьерре в полном отчаянии.

Луи Морэн, один только сохранявший внешнее спокойствие и молча стоявший, задумчиво опустив голову, сделал несколько шагов вперед и, положив руку на плечо дона Гутьерре, сказал:

— Мужайтесь, бедный отец. Бог сжалится над вами… Ваше дитя будет найдено и возвращено вам, клянусь честью!