Густав Эмар: Степные разбойники

Но в ту минуту, когда он уже был готов броситься вперед, Шоу преградил ему дорогу.

— Стойте, отец! — воскликнул он, решительно хватая за уздцы лошадь. — Отдайте мне эту девушку.

— Назад, окаянный! — завопил скваттер, скрежеща зубами. — Назад!

— Вы не проедете, — возразил Шоу. — Донью Клару! Отдайте мне, отдайте донью Клару!

Красный Кедр счел себя погибшим.

Валентин, дон Мигель и их товарищи, освободившись наконец из-под шатра, прибежали к тому месту, где стоял скваттер.

— Негодяй! — закричал Красный Кедр.

И, заставив свою лошадь сделать прыжок, он нанес своему сыну сильный удар саблей по голове. Шоу упал как подкошенный.

Присутствующие испустили крик ужаса.

Гамбусинос, доведенные до отчаяния, сплотились и как ураган промчались сквозь окруживших их индейцев.

— О! — заревел дон Мигель. — Я хочу спасти мою дочь. — И. вскочив на лошадь, он кинулся в погоню за бандитами.

Охотники и индейцы, покинув горящий лагерь с несколькими уцелевшими грабителями, бросились по их следам. Но вдруг произошло нечто неслыханное, непостижимое.

Раздался страшный, нечеловеческий треск, шум. Лошади, пущенные в карьер, внезапно остановились, дрожа, с испуганным ржанием. Охотники, разбойники и краснокожие, поднимая глаза к небу, не могли сдержать криков ужаса.

— О-о! — воскликнул Красный Кедр с непередаваемой яростью. — Вопреки Богу, вопреки аду — я спасусь!

И он вонзил шпоры в бока своей лошади. Животное испустило жалобное ржание, но оставалось неподвижным.

— Дочь моя, дочь моя! — взывал дон Мигель, напрасно стараясь настичь разбойника.

— Приди взять ее, собака! — проревел бандит. — Я отдам ее тебе только мертвой.

Ужасная перемена последовала внезапно в природе. Небесный свод принял вид громадной бляхи из меди.

Неподвижная луна сделалась тусклой и не испускала лучей. Атмосфера стала так прозрачна, что самые отдаленные предметы были видны совершенно ясно.

Удушливый жар висел над землею. В воздухе не чувствовалось никакого дуновения, способного шевельнуть листья на деревьях. Рио-Хила внезапно остановилась в своем течении.

Глухой гул, слышавшийся раньше, повторился с силой, вдесятеро большей.

Река, точно приподнятая могучей и невидимой рукой, вышла из берегов, хлынула в прерию и залила ее с невероятной быстротой. Горы закачались, низвергая на равнину огромные глыбы скал, катившихся со зловещим шумом. Земля, разламываясь тут и там, засыпала долины, срывала холмы, заставляла потоки сернистой воды бить ключом из своих недр, бросая к небу камни и горячую грязь, и стала колебаться медленными, но непрерывными толчками.

— Землетрясение! — закричали охотники и гамбусинос, крестясь и произнося все молитвы, какие им приходили на память.

Действительно, это было землетрясение, — самое ужасное бедствие этой страны.

Земля, казалось, кипела, если можно так выразиться, беспрестанно подымаясь и опускаясь, как морские волны во время бури. Русла рек и ручьев менялись ежеминутно, бездны неизмеримой глубины разверзались со всех сторон под ногами пораженных людей.

Дикие звери, изгнанные из своих логовищ и гонимые рекой, волны которой все вздымались, обезумев от ужаса, смешались с людьми. Бесчисленные стада буйволов и бизонов неслись по равнине, испуская глухой рев, опрокидывая друг друга, сворачивая внезапно назад, чтобы избежать пропасти, появлявшейся под их ногами, и в своем бессмысленном беге угрожали смести всякое встречающееся им препятствие. Ягуары, пантеры, гризли, степные волки вперемешку с ланями и антилопами, воя и испуская жалобный рев, и не думали нападать друг на друга, настолько ужас парализовал их кровожадные инстинкты.

Птицы со зловещими криками кружились в воздухе, насыщенном сернистыми парами, и трепеща падали на землю с распростертыми крыльями и растрепанными перьями.

Второе бедствие присоединилось и, если это возможно, еще прибавило ужаса к этой сцене.

Пожар, устроенный индейцами в лагере гамбусинос, по-немногу дошел до высокой степной травы, и внезапно показался в своем величественном и страшном великолепии, захватывая все по пути и со страшным шипением бросая вдаль миллионы искр.

Надо присутствовать при пожаре в прериях Дикого Запада, чтобы иметь понятие об ужасном великолепии этого зрелища.

Девственные леса сгорают целиком, их вековые деревья корчатся с хрипением агонии, с болезненными содроганиями, испуская, словно живые существа, жалобы и крики. Раскаленные горы имеют вид зловещих траурных маяков, жар которых, отражаясь в небе, окрашивает его кровавым оттенком.