Николь Галланд: Месть розы

Взяв руки Линор в свои, Жуглет стала целовать кончики ее пальцев.

— Чудные пальчики, ничего не скажешь, но они — не самое важное.

Линор закатила глаза.

— Ну хорошо, Жуглет, раз тебе хочется ранить меня, так давай, рань. Расскажи, насколько любовь к Виллему выше любви ко мне. Приведи доводы в пользу того, почему обыкновенная возня в стогу лучше истинного романтического чувства.

— Это не просто возня, Линор, и тебе не пристало говорить такие ве…

— Жуглет, — сердито прервала ее Линор, указывая на лежащий на полу кожаный мешочек. — Это кошель моего брата, я его подарила ему на Рождество. Наличие здесь этого предмета, а также ваши хореографические этюды с исчезновением и появлением указывают на торопливые свидания чисто физической природы. В Доле мы называем это «трахаться».

По всему было видно, что она находит этот термин забавным.

Жуглет внимательно посмотрела на нее и улыбнулась задумчиво и нежно. Но покачала головой.

У нас не только это, Линор, но у меня не хватает слов убедить тебя.

Что бы это ни было, мне, как мы выяснили, оно не угрожает. А раз так, сядь рядом и расскажи, как ты была моим «белым рыцарем», когда с таким бескорыстием и героизмом делала все возможное, чтобы я и моя семья обрели довольство и счастье.

— Увы, я наделала множество ошибок. — Жуглет поднесла руку Линор к губам и поцеловала ее — жест одновременно и интимный, и уважительный. — Взять, к примеру, земли Виллема. Здесь я запуталась, а ведь это должно было стать самой легкой частью плана.

Линор успокаивающе улыбнулась.

— Но ты ведь живая свидетельница того преступления. Все, что тебе надо сделать, это рассказать о случившемся Конраду, и Виллем получит обратно все, что принадлежит ему по праву.

Уронив руку Линор, Жуглет обеспокоенно посмотрела на нее и твердо возразила:

— Нет.

— Но почему? — все еще улыбаясь, спросила Линор и, взяв менестреля за руку, стала поглаживать загрубевшие пальцы. — Я, конечно, понимаю, этот план не такой сложный и запутанный, как ты любишь. Он настолько прост, что практически скучен, и все-таки…

Жуглет нахмурилась.

— Линор, пораскинь мозгами. Свидетельствовать будет женщина, девочка, исчезнувшая десять лет назад…

— И решившая появиться снова, овеянная славой! — с энтузиазмом завершила Линор. — Это станет последним блестящим кусочком твоей изысканной головоломки. Только подумай: если ты выступишь как эта девочка, как свидетельница преступления, совершенного против моей семьи, то не только Виллем получит обратно наши владения, но и я смогу назначить тебя своей служанкой и мы сможем видеться постоянно.

Ты сама не знаешь, что говоришь!

Жуглет вскочила и принялась нервно расхаживать по комнате.

— Благодаря мне ты стала самой привилегированной женщиной в мире. Твои богатства несметны. У меня же есть одно-единственное сокровище — свобода быть Жуглетом, менестрелем.

— Ради всего святого, — нетерпеливо произнесла слегка опешившая Линор. — За все, что ты сделала, Конрад, без сомнения, дарует тебе землю, Жуглет, — землю, и безопасность, и положение…

— Положение женщины, — прервала ее Жуглет. — Ну уж нет! — Заметив, однако, какое на лице Линор появилось выражение, она умоляюще добавила: — Ну подумай, только не кривя душой: ты ведь не любила бы меня так, если бы я ходила в юбках и весь день трудилась бы рядом с тобой за ткацким станком.

Линор просияла.

— Я буду любить тебя в любом облике.

— Больше всего тебе нравится, когда я за тобой ухаживаю, или пою и танцую, или проказничаю. И все это будет утрачено, превратись я в женщину. Я люблю тебя всей душой, но наш с тобой изысканный роман — искусная игра, и мы обе это знаем, в том-то вся и прелесть.

Вздохнув, Линор перевела взгляд на свои пальцы, на которых сегодня появилось еще одно золотое кольцо. Жуглет тут же уселась рядом с ней на сундук и стала ласково, успокаивающе поглаживать ее по руке.

— Мы обе теперь при дворе и будем видеться очень часто. Скоро Конрад проникнется тем же доверием, как когда-то Виллем, и я стану единственным мужчиной, наедине с которым он не будет опасаться тебя оставлять.

Внезапно дверь часовни распахнулась, в дверном проеме возник силуэт высокого человека. Женщины разом вскочили и отступили друг от друга. Однако факт оставался фактом: они находились здесь вдвоем, наедине. Мужчина вошел в комнату, и в свете свечи они смогли разглядеть его лицо.

Это был Виллем. Его ноздри раздувались, лицо выражало крайнее удивление. Не произнося ни слова, он молча смотрел на непонятную сцену.