Богдан Сушинский: Гибель адмирала Канариса

Только теперь адмирал осознал, что он и в самом деле остановился у лесенки, ведущей на виселицу. Не из страха перед казнью, а только потому, что задумался, что сознание его на какое-то время попросту отключилось.

«О, да! — мелькнуло в сознании адмирала. — Лучше бы ты не приходил в себя, а по-прежнему пребывал в спасительной прострации»:

Запрокинув голову, Канарис обратил внимание, что палач, плечистый коротышка, неуверенно передвигавшийся на своих то ли ревматически полусогнутых, то ли искалеченных на фронте ногах, возится с какой-то слишком уж странной петлей.

Медленно поднимаясь по ступеням, Канарис все напряженнее всматривался в нее, пока, наконец, не понял, что на самом деле это не обычная веревочная петля, наподобие той, что валялась на краю помоста и с помощью которой, очевидно, были удушены двое предыдущих заключенных, а пока еще расстегнутый металлический ошейник! [64] По одной из существующих версий, адмирала Канариса казнили именно повешеньем на металлическом ошейнике — необычным, варварским способом, и мучения его длились в течение получаса. Сохранились также воспоминания одного из присутствовавших на казни офицеров, который утверждал, что перед повешением обреченных якобы заставляли раздеваться догола, чтобы таким образом окончательно унизить их. Однако эти сведения документально не подтверждены. В то же время сохранилась запись тюремного врача, который должен был засвидетельствовать смерть Канариса. Так вот, его лаконичная запись в акте о смерти гласила: «Адмирал умер спокойно». Вопрос только в том, что за ней скрывается: то, что адмирал спокойно, хладнокровно вел себя во время казни, или же то, что смерть его была немучительной? И вообще, насколько можно верить этой записи?

«Так вот на какую особенно мучительную казнь намекал оберштурмбаннфюрер Кренц! — сказал себе адмирал. — Даже трудно представить, насколько тягостной и болезненной будет твоя смерть. Кстати, где он сам? Взял бы уж на себя и роль палача, воспринял бы ее как плату за исключительное усердие на допросах».

— По приговору Народного суда!.. — начал зачитывать кто-то из присутствовавших, однако Канарис старался не слушать его. Зато, наконец, сумел различить фигуру следователя Корнелия Кренца; тот стоял чуть в сторонке от остальных, нервно сомкнув на животе пальцы в кожаных перчатках.

Странно, что Кренц решил присутствовать на казни, следователи этот обряд обычно избегают. Что там сейчас творится у него в душе и в мозгу? Сожалеет о том, что слишком рьяно доводил Канариса до смертного приговора? Вряд ли. Исполнительный служака — только-то и всего! «А вот что его на самом деле привело в мою камеру — стремление провести предсмертный допрос или желание хоть как-то искупить свою вину перед смертником, — так и не объяснил. Впрочем, это уже не столь важно».

— …Учитывая исключительную тяжесть совершенных им преступлений, адмирала Вильгельма Канариса, лишив всех чинов и наград, — пробились до его сознания последние слова эшафотного обвинителя, — казнить как врага и предателя рейха!

— Я не предатель! — собрав остаток физических и душевных сил, попытался прокричать адмирал, уже ощущая на своем затылке крепкую пятерню палача-коротышки, не пожелавшего скрывать свое лицо под традиционной маской. — Я не предатель! — крикнул он чуть громче, хотя и в этот раз слова его расслышали далеко не все присутствовавшие. — Как истинный германец, я всего лишь исполнял свой долг перед родиной! [65] Здесь цитируются последние, предсмертные слова адмирала Канариса.

Что прокричать эти слова пафосно, с артистизмом у него не получилось — понять адмирал успел. А еще — успел с глубочайшим оскорблением и ужасом возмутиться: «Что ж вы берете меня, адмирала, на металлический ошейник, как бешеную собаку?! Что ж вы со мной так вот?!»

Тела всех троих казненных еще только сжигали на костре, разложенном во внутреннем дворе лагерной тюрьмы, [66] Исторический факт. Тела казненных действительно сожгли во дворе тюрьмы. а Кренц уже спешил связаться по телефону с Генрихом Мюллером:

— Господин группенфюрер, докладываю: возмездие свершилось!

— Вы действительно уверены, что оно, это возмездие, свершилось? — рассеянно спросил шеф гестапо.

— Простите, группенфюрер… — не понял его Кренц. — Вы… сомневаетесь в том, что..?

— …Что этот каналья абвер-адмирал казнен? Как можно? Что-что, а Народный суд у нас работает преданно и безотказно, даже после гибели незабвенного Роланда Фрейслера. [67] Роланд Фрейслер был председателем Народного суда, который судил всех основных личных врагов Гитлера и врагов-предателей Третьего рейха. Отличался исключительной жестокостью, кровожадностью и откровенно хамским поведением во время ведения судебных заседаний. Его кровожадность порой шокировала даже верхушку рейха. В исследовательской литературе палача-фашиста, председателя Народного суда Германии Фрейслера нередко сравнивают с палачом-коммунистом, председателем Верховного Суда СССР А. Я. Вышинским, зверствовавшим во время массовых репрессий в 30-е гг. в Советском Союзе. Погиб Фрейслер незадолго до процесса над Канарисом, 3 февраля 1945 г., во время налета американской авиации, прямо в здании Народного суда. Хотя некоторым казалось, что после казни, совершенной над ним американскими пилотами, германское правосудие развалится.