Наконец армия получила приказ возвратиться; в это время была я собственностью одного казака; тот посадил меня на жеребца, и я должна была ехать с его полком. Через десять дней он продал меня вместе с жеребцом, седлом и упряжью одному пехотному офицеру, который велел мне слезть с лошади, сел сам в седло и приказал мне бежать за ним. При отдыхе должна я была прислуживать ему и делать все, чего он ни требовал. На другое утро он снова сел на лошадь, и мне нужно было, как и прежде, бежать за ним. Хорошая прогулка для бывшей любимицы султана! Целую неделю пространствовала я подобным образом, но долго переносить это была не в силах. Мы прибыли в один город, и лишь только миновали городские ворота, я выждала, когда он не смотрел на меня, и незаметно убежала.
Бессильная от голода и изнеможения, села я на ступеньку подъезда одного большого дома. Дама, богато одетая, вышла из него, остановилась передо мной и спросила, кто я, потому что она заметила по моей одежде, что я иностранка. Я рассказала все в немногих словах, и она приказала взять меня в дом и позаботиться обо мне. Спустя несколько дней она позвала меня к себе, и я рассказала ей мою историю. Она была добра и великодушна, и я сделалась первой ее горничной. Я была довольна и счастлива и думала окончить с ней дни свои. Но моим несчастиям не было еще и половины.
Госпожа моя была знатная и в большой чести; дом ее был всегда полон гостей; она была богата и давала блистательные обеды. Супруг ее умер за два года перед этим, но она была еще молода и прекрасна. Однажды вечером, когда у нее было большое собрание, к ней приблизился какой-то офицер и шепнул ей что-то на ухо.
Она изменилась в лице, задрожала и сказала, что через час будет готова. Я была вблизи нее; она дала мне знак, поспешила в свою комнату и залилась слезами.
Ее постигло непредвиденное несчастье, и она должна была отправиться в Петербург. Она предложила мне ехать с ней, я тотчас согласилась; наскоро уложили мы необходимые вещи и, не тревожа веселого общества, вышли и сели с офицером в бричку. Через четыре дня мы прибыли в Петербург. Там принуждена была она расстаться со мной, и мы простились навсегда.
Я осталась одна среди людей, которых вовсе не знала, и решилась при первом удобном случае возвратиться в свою отчизну. У меня осталось еще немного денег и дорогих вещей от моей несчастной госпожи. Один жид, узнав о моем желании ехать на юг, согласился взять меня с собой, когда выпадет снег, за пятьсот рублей. Через четырнадцать дней настала зима, мы сели в сани и отправились в дорогу. Наконец, достигли мы Константинополя.
Тут я хотела заплатить ему за провоз, но старый черт отнял у меня все и, несмотря на крики и мольбы, запер меня в одну комнату. Через полчаса явился торговец невольниками, который и купил меня за бесценок.
Красота моя исчезла; мне было уже за тридцать лет, и перенесенное мной довершило остальное.
Отсюда жизнь моя была цепью перемен и несчастий. Я была продана паштетному повару, не отходила от печки, и чуть сама не изжарилась. Я была капризна и часто получала побои, о которых, впрочем, мало заботилась. За мою неисправность повар продал меня цирюльнику, у которого была презлая жена; она почти извела меня. К счастью, цирюльника обвинили в укрывательстве одного преступника, убежавшего из тюрьмы. Его казнили; я и жена его были проданы как невольницы.
Таким образом переходила я беспрестанно из рук в руки; поступали со мной все хуже и хуже, пока наконец меня не посадили со многими другими на корабль, отправлявшийся в Смирну. Судно было взято морским алжирским разбойником, и я долгое время принуждена была на его корабле служить кухаркой. Наконец пристали мы к этому берегу. Не знаю, как спаслась я, потому что жизнь уже давно наскучила мне. Однако я прибрела сюда и несколько лет жила здесь с одним стариком-нищим. Он умер год тому назад и оставил мне хижину. Теперь питаюсь милостыней.
Вот, паша, моя история. Выслушав ее, вы, верно, согласитесь с моим «было время».
— Это твой кизмет, судьба твоя, добрая женщина. Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его! — сказал паша. — Ты можешь идти.
— А золото, Ваше Благополучие? — шепнул Мустафа.
— Оставь деньги старухе, ведь она была султаншей! — отвечал паша, глядя на нее с чувством.
Старуха была чутка на слух; она слышала вопрос Мустафы, не пропустила также мимо ушей и ответа паши.
— Паша, прежде чем оставлю вас, хочу за вашу щедрость, с позволения вашего, дать совет, который, благодаря моему знанию света и физиономии людей, будет иметь немаловажную цену. Позволит ли мне Ваше Благополучие говорить?
Читать дальше