Александр Холин: Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов

Небольшой караван паломников шёл по берегу таёжной речки Сынташты, которая где-то там много севернее впадала в Тобол. Иисус присматривался к могучим кедрачам, к обрывистым сопкам по берегам реки и не переставал удивляться. С учителем Закхеем они измерили уже полмира в своих скитаниях. Но ни одна страна, ни удивительная природа других царств не могла разбудить в сердце послушника те волшебные струны, которые зазвучали здесь, в Сибирском царстве Десяти Городов.

Хотя в тех же горах Тибета было увидено и услышано много интересного и непознанного. Однажды, когда Иисус своими ушами услышал в одном из горных аулов песни Калачакры – тайного тантрического учения, возглашённого пресвятой Адишей, только тогда поверил, что цыган-погонщик, исполняющий эти песни, – настоящий чампа Майтрея. [112]

Но вдруг восхваление Адише прервалось на полуслове, с гор, будто внезапная снежная лавина стала наваливаться тишина, только поцарствовать ей удалось очень недолго. Тот же певец с известным в каждой стране цыганским надрывом запел совсем другую песню:

– Ай, ромалэ! Сырьёнэ баганас!.. [113]

Дальше прозвучали несколько едва различимых фраз, но горное эхо не упустило и этого. Для него повторять за певцом-цыганом жгучую тоску человека показалось занятным и голос с надрывом носился в ущельях уже далеко от того места, где его выпустил на волю певец. Но вот песня совсем начала затихать:

– Кай ёнэ, ромалэ? Кай гилы?.. [114]

Погонщик, едущий на муле рядом с Иисусом, отцепил от седла небольшой кожаный бурдюк, откупорил затычку и протянул послушнику, решив отвлечь путешественника от печальных воспоминаний:

– Амрита. [115]

Тот недоверчиво принял из рук цыгана бурдюк с булькающей там жидкостью, понюхал, но пить не стал. Тогда цыган отнял у него бурдюк и протянул Закхею. Тот послушно выпил, крякнул, тряхнул головой. Мизерный глоток, сделанный Закхеем, не вызвал у него ни надсадного кашля, ни ещё какой-либо видимой реакции. Просто первосвященник сидел на муле, уставившись в одну точку. Но вдруг его словно прорвало, как яростный поток мускулистых струй прорывает плотину. На лицо и на лице было всё, что возможно и невозможно от такого мизерного количества лекарственной влаги: слёзы, кашель, сопли, отдышка, чих, рык… Это выглядело, будто человек впервые в жизни узнал, что такое глоток лекарственной жидкости. А, может быть, действительно впервые? И действительно ли это был напиток бессмертия? С трудом верится, но что только в дороге с человеком не случается.

Цыган-погонщик укоризненно покачал головой, глотнул сам из бурдюка и потом, присмотревшись к дороге, указал рукой на виднеющийся невдалеке холм.

– Вот и Аркаим. Приехали.

Внизу, под взгорьем, откуда смотрели путешественники, простиралась на много вёрст красивая малозалесённая долина, вокруг которой, словно ёжики, столпились сопки покрытые сосняком, кедрачом, берёзами, вперемежку с ольхой и вересником. Долину разделяла пополам речка. На пойменных лугах мирно паслись стада коров, овец и ещё каких-то необычных животных.

Все, конечно, держались поближе к речке. Погонщик её Сынташтой, кажись, окрестил. Прямо в центре долины река разделялась на два рукава и за скалистым холмом смыкалась снова. На остров через оба протока были перекинуты мосты, а окружённый рукавами реки холм пестрел диковинными застройками. Очень хорошо отсюда просматривалась дорога, окружавшая скалистый курган, окольцованный стенами, и заканчивающаяся на самом верху, где венцом было строение похожее на деревянный средневековый замок. Правда, замком его можно было назвать с большой натяжкою, потому как это место находилось в России, а замков на Руси отродясь не бывало.

На вершине холма никого из людей было не видно. Лишь только у подножия, где проходила высокая наружная стена с башнями, копошились какие-то людишки, очень похожие издалека на муравьиное семейство. Караван путников направился к этому месту. Но там новые гости любопытства ни у кого не вызвали – мало ли кто приезжает. Однако перед городскими вратами стояли двое мужчин в диковинных красных кафтанах с алебардами в руках.

Первосвященник Закхей подошёл к ним и что-то долго выяснял, но вернулся к Иисусу с сияющим лицом.

– Оказывается, – запыхавшимся голосом стал сообщать Закхей. – Оказывается, в этом городе тысячу лет назад был пожар и люди, кто остался жив, расселились по окружным селениям. Разбушевавшийся огонь не тронул только цитадель города, где сохранился деревянный храм и выложенная из красного гранита пирамида.