Юрий Рябинин: Твердь небесная

Отставка Викентия Викентиевича сделала возможным выбраться из затвора мнимому убиенному – Василию Никифоровичу Дрягалову. Записной его ненавистник больше никакой опасности собою не представлял. Почему таиться Дрягалову скрываться ото всех, будто беглому каторжному не было необходимости.

Василий Никифорович с комфортом перезимовал в своем роскошном кунцевском особняке. Днем он сидел над бумагами и счетами, которые ему постоянно привозил сын Дмитрий Васильевич, вечерами, в темноте, выходил прогуляться возле дома. Невестка его забавляла чтением романов вслух, а внук развлекал, намертво вцепляясь пальчиками ему в бороду. При нем, кроме кухарки и верного кучера Егорки, жили и его молодые – сын с женой и дитем. Диме и Леночке пришлось также перебраться в Кунцево, чтобы никому не показалось подозрительным: для чего это к дрягаловскому дому нет-нет да и подъезжают санки, груженные какими-то припасами, в то время как прочие дачи остаются безлюдными и заметенными снегом до весны?

Освободившись от вынужденной неволи, Дрягалов поспешил к своим магазинам. Хотя Дима управлялся с их семейною торговлей довольно ловко и умело, по-хозяйски, однако отцовского опыта он еще не нажил, и кое-какие дела, с точки зрения Василия Никифоровича, можно было бы обделать и с большею выгодою, нежели это вышло у сына. Поэтому, едва ему стало возможным более не скрываться, Дрягалов с сугубою энергией приступил к повседневным своим занятиям.

Но проводил ли он время в магазинах, ездил ли на биржу, выбирался ли в Нижний, Петербург или за границу, Василий Никифорович все думал свою сладостную и мучительную, трудную и отрадную, желанную и тревожную думку, которой, по правде сказать, он сам же страшился, но тем милее она ему была. Думка эта пришла ему в Кунцеве, когда однажды приехал Дима и за ужином рассказал им, что убит пристав Потиевский – Танин муж. Дрягалов промолчал тогда весь ужин, а вечером даже не вышел слушать роман. Так с тех пор Василия Никифоровича будто подменили: он и прежде-то говорил немного, а теперь вообще молчальником сделался, со слуг почти перестал взыскивать, даже взглядом своим строгим, от которого хоть падай, перестал людей стращать. Только вздохнет иной раз на чье-нибудь нерадение да и пойдет своею дорогой, задумавшись о сокровенном. Леночка как будто о чем-то догадывалась и, в очередной раз замечая странное поведение свекра, что-то с улыбкой шептала Диме.

Так миновал год. А где-то накануне следующего после московского мятежа Рождества с утра Дрягалов надел свой фрак, купленный когда-то в Париже, который он прежде надевал всего два раза – на Танино венчание в позапрошлом году и на свадьбу сына, – приказал Егорке также облачиться во все парадное и велел везти его на Таганку.

В прихожей у Потиевских, подавая хмурому слуге свою карточку, Дрягалов попросил человека напомнить барыне Капитолине Антоновне, что приехал тот самый почетный гражданин, у которого она позапрошлой зимой гостила на свадьбе сына. Через секунду улыбающийся уже слуга пригласил Василия Никифоровича проследовать за ним в покои к барыне.

– Здравствуй, здравствуй, батюшка, – ласково привечала Капитолина Антоновна гостя, подавая ему руку для поцелуя. – Давненько не виделись. Ты что же думаешь, я забыла тебя? – велишь лакею напомнить, кто именно таков явился! Я тебя помню! – улыбалась она. – Или думаешь: поди старуха совсем глупой стала! вчерашнего дня не помнит!

– Ну что вы, Капитолина Антоновна, матушка! – принялся оправдываться Дрягалов. – Да разве я когда!..

– Ладно, ладно, – шутливо успокоила его Капитолина Антоновна. – Не обращай внимания на старухины причуды. Я же побалагурить горазда. Ну, позвать, что ли, Татьяну? – спросила она неожиданно. И видя, как опешил Дрягалов, объяснила: – Нам твоя красавица-невестка только что позвонила по телефону. Предупредила о твоих потаенных намерениях. А как же ты думал, милый, шила в мешке не утаишь! Все понятно всем! Ах ты, проказник! – усмехнулась барыня. – Ну ничего, ничего, я за тебя заступлюсь. Ты мне понравился еще в тот раз, когда сына женил…

Капитолина Антоновна позвонила в колокольчик и велела позвать к ней Таню.

Вошла Таня. В черном шелковом платье и с почти такого же цвета волосами, туго собранными в узел на затылке, она была похожа на монахиню. Дрягалов за этот год несколько раз виделся с ней, мельком, правда, – Таня приходила навестить подругу. Но Василий Никифорович не лез к гостье с разговорами и шутками, не напоминал даже об их заговоре троих , а только раскланивался да бурчал какие-то слова приветствия.