Хейно Вяли: Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда [Повесть]

— Одноглазый Сильвер… — пробормотала она, — …но…но…ты теперь больше совсем не страшный пират Одноглазый Сильвер?

К полудню молчаливое и задумчивое шествие добралось до Прибрежной усадьбы.

— Слава богу! — приветствовала их Марианна. — Всему есть начало, но есть и конец. Берись за тот конец!

— Она держалась за ручку матросского сундука. — Я сама помогу тебе отнести этот хлам на чердак.

— Но послушайте?! — сказал Одноглазый Сильвер и испуганно огляделся по сторонам. — Где же попугай Плинт? Тысяча чертей! Где попугай Плинт?

— Берись за ручку! — нетерпеливо скомандовала Марианна.

Марианна и Одноглазый Сильвер с сундуком впереди, следом за ними Катрианна и Мальвина, Косолапый Джек, кот Рамапура и девица Кристина, так все обитатели Прибрежной усадьбы и собрались на чердаке.

Наверное, лошадка Мику-Пака тоже вскарабкалась бы на чердак, хотя была стреножена, да к тому же еще и привязана к крыльцу, наверное, и жаба Порру проснулась бы под своим крыльцом, если бы Одноглазый Сильвер все еще был бы настоящим Одноглазым Сильвером. Только двойняшки Лика и Вика участвовали в этом печальном шествии, да и то лишь потому, что в виде подзорной трубы они лежали в верхнем ящике матросского сундука.

Все присутствующие на чердаке остались печально стоять вокруг сундука. Только Марианна не осталась.

— Чудаки! — сказала Марианна. Она высоко подняла голову и сбежала с чердачной лестницы. А все остальные стояли над матросским сундуком. Стояли и молчали.

— Снова идет по земле осень, старина, — сказал наконец Косолапый Джек. — Полдни еще солнечные, звенят свежестью и прохладой ледяного кристалла. И береза роняет золотые блестки.

— …В ясные ночи сердце сжимается от печальной песни журавлей, летящих своей звездной дорогой.

Одноглазый Сильвер старательно пытался что-то вспомнить.

— Чьи это стихи? — спросил Косолапый Джек.

— Я… не помню, — ответил Одноглазый Сильвер. — Но, — он сунул руку в задний карман.

В недоумении он смотрел на вытащенную из кармана… пачку пропавших записок. Потом вздохнул. И спрятал пачку за пазуху.

— Я не помню, — тихо сказал он. — Но именно это меня и мучает, не дает покоя.

— Это хорошо, что мучает и не дает покоя, — сказал Косолапый Джек. — Иногда чувствуешь, что весеннее и летнее солнце светит в душе, но словно бы не греет больше… Это начало осени, старина.

— Да, старина, — отозвался Одноглазый Сильвер. — Но до настоящей осени будет еще бабье лето…

И тут он вытащил из-за пазухи свою черную повязку и пачку записей, а из-под мышки соломенную пиратскую шляпу и открыл крышку матросского сундука.

— Попугай Плинт! — в один голос закричали Катрианна и Мальвина.

— Смотрите, это же попугай Плинт!

И в самом деле, это был попугай Плинт. Он сидел на ветке в джунглях на удивительной картинке, прикрепленной к крышке матросского сундука, и закрывал собой лиловую орхидею, которая раньше красовалась на этой картинке.

— Он подмигнул! — крикнула Катрианна. — Он подмигнул, честное слово.

В том, что это была правда, могла поклясться не только Катрианна, но и каждый из стоявших у матросского сундука. И все-таки это могло им просто показаться. Потому что удивительная картинка за одно мгновение на глазах у всех изменилась до неузнаваемости. Яркий солнечный свет на картинке померк и превратился в какой-то неясный сумрак. Сверкающие зеленые перья попугая Плинта поблекли, стали серыми и тусклыми. Осталась самая обыкновенная отпечатанная в красках картинка, даже, может быть, еще хуже и тусклее обыкновенной.

Тихо-тихо закрыл Одноглазый Сильвер крышку матросского сундука. А Катрианна глотнула.

— Папа, — сказала Катрианна. — Знаешь, папа, что бы я сейчас хотела больше всего на свете? Я всей душой пожелала бы, чтоб у тебя… на глазу снова вскочил ячмень.

Остров Вилсанди,

осень 1969