Эдвард Радзинский: Приятная женщина с цветком и окнами на север

Они танцуют.

Он(указывает на невидимых нам танцующих). Вы заметили, уважаемая, как нахально глазеет на вас вот тот парень?

Она.Да пусть глазеет, не убудет.

Он.То есть, как это — пусть? Я ревнивый, уважаемая, как ваша герань.

Она.Да что вы, Федя!

Он(распаляясь). Я, когда ревнивый, — значится, очень грозный. (Кричит) А ну-ка, паренек, топай сюда.

Подходит Парень, огромный, рыжий, он очень похож на Официанта-Инспектора из поезда, только с усами. Парень молча глядит на Федю. И тогда Федя ему чуть подмигивает. В ответ Парень тоже подмигивает. (Хватает егоза рукав) Ты почему на мою даму уставился, змей вонючий?

Она.Федя, не надо!

Федя опять чуть заметно подмигнул Парню, и Парень в ответ тоже чуть подмигнул.

Он (повысил голос). Извиняться будешь? Учти, я ведь бью только один раз — второй раз бью по трупу.

Парень молчит.

Она. Не надо, Федя! Он(парню). Все! Сейчас я тебя в бассейн опущу с золотыми рыбками! (Шепчет парню) Наклонись, я ж не достану.

И, подпрыгнув, Федя пытается ударить Парня, но тот молча и коротко бьет Федю. Федя падает как подкошенный. А Официант-Инспектор молча уходит.

Она(бросается к Феде). Федя… Федор… Феденька… Живой? Он (скорбно стонет). Да… (Стонет) Уважаемая… Она. Ведь говорила — не хвастай… (Гладит его нежно-нежно) Плохонький-то какой… А как подумаешь… Ну и что? Хоть плохонький — да свой.

Гримерная актрисы.

Пока на сцене разыгрывается следующая картина пьесы между Скамейкиным и Федей, Актриса сидит в своей гримерной и тихонечко поет: она поет начало одной песни, потом бросает и начинает петь другую, потом останавливается… будто поняв прелесть игры — поет странное попурри из разных куплетов самых популярных песен 60-70-х годов… О, ретро! А меж тем по радиотрансляции продолжается разговор между Скамейкиным и Федей. Федя.Ты что со мной сделал?

Скамейкин хохочет.

Ты же сказал, что он поддастся?

Скамейкин покатывается.

Ты же сам придумал: иди с ней в ресторан и швырни кого-нибудь для шика в бассейн — и она тебя полюбит. (Чуть не плача) Ты же сам, падла, взялся мужика нанять на это дело… Ну что ржешь?

Скамейкин.Какой же ты болван, Федор. Ты встречаешься с нею второй месяц и подумал, что она сможет полюбить человека, который бьет людей в ресторанах? Тупица! Ей чтобы полюбить — сначала пожалеть надо! У нее с жалости все и начинается. Она — истинная женщина: она любит не за то счастье, которое испытывает, а за то, которое приносит. Я ведь тебя к ней и подослал, потому что ты — жалкий… И для жалости ее к тебе я придумал, чтобы тебя в ресторане избили.

Федя.Как придумал? Значит… ты никакого мужика не нанимал?

Скамейкин хохочет.

Значит, тот… к которому я придрался…

Скамейкин заливается.

Но подожди ржать. Василий, уважаемый, ты же сам сказал: подойдет высокий, белобрысый — и подошел!

Скамейкин.Я все гениально придумал: белобрысых в ресторане до черта. А высоких… Ты шибздик, для тебя любой — высокий. И вот пристанешь ты к такому — и он тебя так вздует, что не полюбить ей тебя абсолютно невозможно будет! Ну, сработало?

Федя(в отчаянии). А что же он мне моргал?

Скамейкин.«А кто его знает, чего он моргает». (Горько .) Ну как — после того как тебя избили, был ли ты вознагражден, а? Осчастливлен? Тебя оставили в доме? Допустили на ложе? И сейчас ты без пяти минут муж? Не так ли?

Федя важно кивает.

Скамейкин.И ты смог без подозрений проникнуть на субботник? Так было?

Федя вновь важно кивает.

И сейчас ты принес мне в клюве все, зачем я тебя к ней подослал? (Яростно) Где?!

Федя молча кладет ворох бумаг.

Боже, как я конгениален! Придумать такой точный план! О, как я вас знаю, человеки. (Просматривает бумаги, отданные Федором .)

Федя(поясняя). Здесь, Василий, уважаемый, расписание дежурств…

Скамейкин.И мы теперь точно знаем, когда оформляет спирт сонная Роза или печальный Ландыш. Когда отгулы у нашей возлюбленной Аэлиты… И дежурят только эти цветочные девицы. (Перебирает бумаги .)

Федя.А это образцы накладных…

Скамейкин.Дай-ка. (Шелестит накладными .)

В гримерной. Актриса вдруг резко оборвала песню… Потом встала, потом подошла к стене, несколько раз безжалостно и страшно бьет кого-то воображаемым ножом. А потом садится и плачет. И вдруг обрывает плач. Смеется. Потом смеется и плачет, плачет и смеется, будто нашла новую «игру».