Вячеслав Ладогин - Бульварный роман. Исповедь алкоголика (сборник)

И веткою свисает благосклонной.
В твоей квартире лампа с потолка
Ты помнишь порошковый сыр зеленый
Я не могу забыть его пока
Как вкусно было, если в макароны
Его, а? Оль, а без него тоска,
Как без лягушек вдалеке от Роны
Атосу не влезает в рот куска.
И кончился в пороховницах порох
И нечего писать о мушкетерах.
Один лишь Гоголь не покинул нас
Выходим из шинели круглый день
Как бельевые вши. Который час?
Цветам числа нет, или счесть их лень.

Цветам числа нет, или счесть их лень.
Поэтому бывает астроному
Противен телескоп Чуть брезжит день,
И он уже спешит до гастроному.
Лосось там жирен, там драгая хрень
Не по мошенке фраеру простому,
Тому ж, кто башли тратит битый день,
Кот Бегемот мурлыкнул про саркому
Так есть ли выход в двери от судьбы?
Не хочется искать дорог от Бога.
Так не ищи, все вольты да столбы
Но в множестве шоссе одна дорога,
Дорога в ночь, чью ветку вынул день.
Понятно, ветка эта не сирень.

Понятно, ветка эта не сирень.
И я с тобой несчастлив, как в пустыне
Ты на бархане от верблюда тень
Горбатый груз несущая гордыни.
Дюк Элингтон, как август на дворе
Уводит караван из тучи. Синий,
Несчастен я – песок в глухой дыре
Без серебра мираж, как алюминий.
Эпоха аллюминиевой любви
Настала. Граф Шувалов зря ты плохо
Так судишь о стекле, графин увы
Стеклянен, граф, а вилка, граф… Эпоха
Слез горьких аллюминиевого Феба
(В виду имеет автор звезды неба.)

(В виду имеет автор звезды неба.)
Когда о бабах пишет налегке,
Иль о восходе, где с похмелья репа
Трещит, (сказать на русском языке.)
Где б ни был повод, к звездам он взывает
К антеннам Бога, заводным ушам
Высот, и в душах звезды назревают
У тех, кто хочет с небом по душам.
И автор сам, хоть он и затаился,
Надеется на тихий разговор
В нем, как в прудах, то месяц засребрился
В глазах души, то чиркнул метеор,
То воробей – от крошек, шли мол, все бы,
Или какой кошмар в саду Эреба.

Или какой кошмар в саду Эреба.
Привидится мне вдруг в твоих чертах
Кому-то нужен он, а нам не треба
Личинок видеть в скрученных листках,
Которые по свету осень носит
В моих бордовых северных садах
Где радуюсь, где рифма есть не просит,
Нет нужды ей, как птице в червяках,
Она решает строчек поединок,
Порой роняет молча пистолет,
Не доказав всю каверзность блондинок,
Иль сядет вдруг в романский триолет
И едет по накатанной со мной,
А то вдруг вспомню Ленинград ночной.

А то вдруг вспомню Ленинград ночной.
И самолет, вернувшийся из Сочи,
И дождь домашний, затяжной, родной,
И те глаза, в которых видел очи
Иль поздний чай, крепчае чем вино,
А коль без диалекта – южной ночи
Тот запашистей чай, пьяным оно,
Сердечушко, пьяно, прости нас, Отче.
Велик Господь, он милосерд, но прав,
(Здесь строки Боратынского Евгения)
Прощает он безумию забав,
Но никогда – пирам злоумышления.
И дышит стих печалью неземной,
Как летчик самолета над тайгой.

Как летчик самолета над тайгой.
Видавший вид дождя, штормов, пожара,
Видавший виды, бабой став Ягой
И Яшу Проппа напугав до жара,
До крика, фюзеляж дрожит сухой,
И рваных молний голубеют жала,
И бабка костяной сама собой
Стучит ногой, чтоб ступка не сбежала.
Скажи мне, летчик, где же ты живешь,
Где правда у тебя, что ты за ложь
Купил, душевных судорог ценою?
(Е. Боратынский), поделись со мною.
И говорит мне голос не земной:
И здесь и в Петербурге я чужой.

И здесь и в Петербурге я чужой.
Себе и остальным. Я заключенный.
В себя. Навеки разлучен с любой
Душой. Перед Землей, перед иконой
Я жгу свою лампаду, шаг земной,
А в легких тихий воздух небосклонный
Колышется невидимой волной
И веткою свисает благосклонной
Цветам числа нет, или счесть их лень
Понятно, ветка эта не сирень,
В виду имеет автор звезды неба
Или какой кошмар в саду Эреба.
А то вдруг вспомню Ленинград ночной,
Как летчик самолета над тайгой.

Как летчик самолета над тайгой.
Как ас, чей дым весомей разговоров
Шепну, нет, я не Пушкин, я другой,
Шофер, не «волг», но пламенных моторов
Шофер сердец, с чьей трассой неземной
Знаком, как с вкусом многих Беломоров
Елецк, Моршанск, Москва курились мной
И дым их не был ни здоров не здоров.
Подумать, «Беломор» не Черномор,
Не крал Людмилы, что ж за ним гоняться?
И сравнивать на сладость дым просторов
Отечества? На этот приговор
Не станет летчик даже извиняться,
Когда динамик хрюкнет, что твой боров.