Андрей Гаврилов - Свой путь

Бог создал из ребра Адама
творенье сказочной красы.
В саду Эдема амальгама
связала грех и плод любви.

Живое тянется к живому…
Есть в этом прелесть бытия,
и мы по кругу роковому
идём дыханье затая.

Имея право на ошибку,
я не боялся рисковать
и очень часто за улыбку
готов был многое прощать.

Меня роняли, предавали…
я падал, поднимался вновь…
И все невзгоды доказали,
что в жизни главное – любовь!

И, как в любом из нас, наверно,
во мне есть множество начал:
удар судьбы не ждал смиренно,
и в ярость мысли превращал.

Потом жалел, кого обидел;
себя за это презирал,
и находил в душе обитель,
где гнев на милость замещал.

Не одинок в своей я вере:
и в сердце звон колоколов
души откроет настежь двери,
срывая шапку средь лугов.

Безликие пустоты бытия;
потеря смыслов, чаяний и планов…
Срывает ураганом якоря —
последнюю надежду капитанов.

Всё лишнее летит за борт…
возводят к небу руки капелланы;
скользит по палубе ботфорт
и грог разлит в гранёные стаканы.

А время продолжает свой отсчёт:
и крик отчаянья летит над гранью,
а вместо Марса видит звездочёт
кометы душ, готовых к покаянью.

Вдруг ветер покидает паруса,
и крылья расправляет чайка.
…А юнга, вытирая пот с лица,
поверил в то,
что шторм отнюдь не байка.

…И в нашем мире
бренном и жестоком
есть гавань
бескорыстья и любви,
где в сердце
бесконечно одиноком
зимой поют
и свищут соловьи.

Наперекор невзгодам
лихолетий,
пройдя сквозь дым,
туманы и метель,
императивом чувств
и междометий
весну встречает
радостно капель.

…А за плечом
(конечно же —
за правым!)

есть Тот, кто нас
спасает из руин;
за душу борется
с лукавым,
и направляет к вере —
Херувим.

Не одиноки мы
на белом свете!
И путь для каждого
загадан наперёд…
Перед людьми
и Богом мы в ответе,
за место в гавани
для нищих и сирот.

Мою душу, как шкуру медведя,
распластали на рыхлом снегу,
и прошлась
против шерсти вендетта,
кистенём разрывая мездру.

Били долго… Хотели согреться
на январском, колючем ветру:
всё пытались
в глаза мне вглядеться,
дабы ужас прокрался к нутру.

И взаправду уже было сложно
разобраться – где верх, а где низ.
От ударов наотмашь, возможно,
организм мой болезненно скис.

В ту минуту вонзилась иголка
непривычных к добру скорняков,
и душа, как сплошная наколка,
возродилась из рваных клочков.

Этот сон мне приснился под утро:
непонятно к чему и зачем.
И, наверное, было бы мудро
позабыть о нём: напрочь… совсем!

Бездонное небо
колючками звёзд
вцепилось за кромку
Вселенной,
и ультрамариновый
газовый хвост
к комете прирос дерзновенной.

Себя не жалея, сгорая в пути,