Надо вспомнить, что завещано метром,
Поглощенным подземельною высью,
Где души его, пронизанной ветром,
Семантически касаются листья.
1982
Приближаются чудные вести
О еще незнакомых путях.
Ты колеблешься, точно созвездья
В расцветающих южных ночах.
А кругом — уходящего снега
Чуть запавшие в душу следы
Уступают места для побега,
Для расцвета и чистой воды.
Я стою пред тобой в озаренье,
И лицо твое в отблеске дня
Из куста нерасцветшей сирени
Так цветуще глядит на меня.
1982
«Я понял жизнь свою как жизнь людей…»
Не хотел он понять, с мальчишек
Димитру Пантелееву
Я понял жизнь свою как жизнь людей
(Часы отшельничества понял тоже),
И догадался, что она лютей,
Нежней, чем думал, и на все похожа.
И во внезапной схожести с людьми
Открыл такое счастье единенья,
Что защемило сердце от любви,
Любви, похожей на благодаренье.
Ко мне приблизилась моя звезда…
И многое открылось мне тогда.
1982
Последнюю ласку,
посмертную маску
Уже от лица отнимают.
Какую расскажут волшебную сказку —
Не ведают, не понимают.
Лицо в ожиданье,
как в первом свиданье,
Лицо в напряжении слуха.
И снится, и снится все то,
что явиться
К нам может при помощи духа.
Так веянье смерти проходит
над нами,
Вполне увлеченными снами.
Так горькие руки сжимаются
в муке,
Тая обреченное пламя.
1982
«Ей снится крылатый стреноженный конь…»
Ей снится крылатый стреноженный конь
И нежная чья-то ладонь.
И от этого сна пробудиться она
Все не может, от этого сна.
Ей снится лежащий у ног богатырь.
И замок. И снег. И снегирь.
И от этого сна пробудиться она
Все не может, от этого сна.
Ей снится турнир и бряцание лат.
Перчатка. И брошенный взгляд.
Но от этого сна пробудиться она
Все не может, от этого сна.
Но — и рыцарь и мальчик — один человек
Улетел словно в будущий век.
Потому что она пробудиться от сна
Все не может, от этого сна.
1983
Если смерть — это сон бесконечный,
Сновидения белой кости,
Да приснится и день этот млечный
В пятнах зелени, свежей почти.
Я хотел позвонить в прожитое,
В телефонную будку войдя,
Чтоб услышать, задумчиво стоя,
В трубке голос под шорох дождя.
Затвориться от нынешней шири
И спросить у того, что прошло:
«Что там нового в канувшем мире?»
Мертвый голос ответил: «Алло».
Если смерть — это сон бесконечный,
Сновидения желтой кости,
Да приснится мне день этот млечный,
День, когда не сказал я «прости».
Я повесил холодную трубку
На ее металлический крюк,
Удивившись дурному поступку,
Невзначай совершенному вдруг.
Почему не сказал я ни слова,
А погас, как потупленный взор, —
Может быть, с неживым у живого
Завязался б живой разговор.
1983
Благословенно лето,
Благословенно в целом.
Летом весна и осень
Заняты общим делом.
Препоручаюсь деревьям
И голубым колосьям,
Дарит весна доверьем
Близящуюся осень.
Лето — часы их встречи,
В листьях таимой, в стебле.
Пятнами ходит ветер,
Всходы легко колебля.
Лес зеленеет кроной.
Нива зерном желтеет.
В час предопределенный
Поле позолотеет.
Позолотеет роща,
Зазеленеет озимь,
Хлебом и свадьбой встретит
Стекла на лужах осень.
Благословенно лето,
Благословенно в целом.
Летом весна и осень
Заняты общим делом.
1983
Такси, завернувшее за угол, —
грусть расставанья…
Такси, пролетевшее мимо, —
забыли, не взяли…
Нельзя ли, ведь это чужие огни и свиданья,
Их видеть чужими, пустыми, простыми
нельзя ли?
Пустая в ночи мостовая —
где юность былая?
Рычащий во тьме грузовик — укоризна,
безрулье,
Безумье считать, что прошла она
как таковая,
Пустой, бездорожный, безбожной,
несложной. Безумье.
Две тени прощаются шумно —
моя ли разлука?
Туман приближается к сердцу,
как личное чувство.
Искусство, как долго продлится, скажи,
эта мука?
Зачем меня выбрало ты, не спросившись,
искусство?
Собой занимаются благополучные семьи.
Зачем им поэт, если так хороши занавески?
А он изливается —
день изо дня — перед всеми,
Как будто бы дома
и поговорить ему
не с кем.
Читать дальше