Быть может, встать давно пора, и в рог
Эфирно протрубил эфирный кто-то,
Но мы не слышали, молчат ворота
И медный страж зари как прежде строг.
Над нами крышкой саркофага вечер,
Гнилушками лазурный кедр просвечен,
Мы разлагаемся, ползем на нет
Под пирамидою вселенной жгучей,
Под кучей солнц и каменных планет,
И непробудны кварцевые кручи.
И непробудны кварцевые кручи,
И облака не шевелясь горят,
Огнем пытают их, и пыток ряд
Они выносят с гордостью тягучей.
В дыму закат палачествует круче,
Свершает свой палаческий обряд.
И красками казненных я объят,
Как Леонардо, Рубенс и Каруччи.
Я в роще умирающих лучей,
Палящих напоследок горячей,
Ловлю гримасы их, сгребаю в кучи
Их пепел золотой, их блеск ночной,
И снова звездный трепет надо мной
И коршун вдохновения могучий.
И коршун вдохновения могучий
Крылом холодным не закроет вас,
Везде, везде пожары ваших глаз,
Чья синь в волнах и смех на берегу чей.
Я проклинаю час тот неминучий,
Когда передо мной в последний раз,
Как розовый фарфор восточных ваз,
Раскроется гарем моих созвучий.
Ночами длинными я их ласкал.
Ах, был я ненасытен, как шакал,
Я плавал средь их стаи лебединой.
Теперь во мне их красный бродит сок
Кусками золота, но ржавой льдиной
Рвет печень мне и золотой кусок.
Рвет печень мне и золотой кусок
Луны, из пасти вечера торчащей,
И шевелящаяся зелень чащи,
И гениальный радуги мазок.
От боли я расту, и лоб высок,
Как арка триумфальная, и чаще
Кузнечика стучит, лучи тараща
Во все концы вселенной, мой висок.
Миров клубятся глиняные скалы,
Я выбираю выступ самый алый
И опускаю вздыбленный курок.
И вспыхивает взлет предсмертной дичи
Зарницей трепетной, и трепет птичий
Горит над бездною недолгий срок.
Горит над бездною недолгий срок
Пугливое крыло любви желанной,
И магнием над матовой поляной
Цветет и увядает огонек.
И вновь желанный аромат далек,
И сердце вновь молчит, как гость незваный,
И ждет, чтоб синий вечер из нирваны
Улыбку розовую приволок.
И сердцу холодно, и нет тулупа,
Который бы согрел, а вечер глупо
Упрямится, краснея как заря.
Ему шепчу, как палачу: не мучай,
Мы все умрем… Но слово блещет зря
И рассыпается звездой падучей.
И рассыпается звездой падучей,
И воскресает снова из золы,
Зловеще мироздания углы
Позолотит и корчится в падучей.
О, творчество, о, час мой наилучший,
Тебе тысячелетия малы,
И от евангелья до каббалы
Ты озаряешь каждый сон и случай.
Пусть для детей родной моей страны
Рукопожатия отменены,
Но ты дай руку тонкую пера мне.
С тобой останусь я наедине
За то, что, раскаляя звездно камни,
Крылатый холод бродит в вышине.
Крылатый холод бродит в вышине,
И с каждой ночью лик луны бескровней,
И с каждой ночью звездные жаровни
Дымятся злей и светятся вдвойне.
Вселенная на медленном огне.
Тельца горяч хребет, и череп Овний
В Плеядах жарится, и, звезд любовник,
Я в млечном их дыму, и сладко мне.
Ключи стихий во мне журчат бессонно,
Торжественная мощь растет Самсона
Внутри меня и обрастает вне.
И потрясаю я планет стропила,
И вниз на дно летят они бескрыло,
Внизу столетия ползут на дне.
Внизу столетия ползут на дне,
Они зрачками блещут бредовыми.
О, там на дне их вид еще не вымер,
В роскошной размножаясь тишине.
Прошедшее с грядущим наравне
Сосут неисчерпаемое вымя,
И в мраке молнии неуловимей
Гонец судеб на огненном коне.
О, время без конца, змея земная
Тебя короче, но не холодней.
Минувшее забвеньем пеленая,
Мы в страхе ждем неведомых теней,
Они скользят, минуя все преграды,
Как медленные вымершие гады.
Как медленные вымершие гады,
Прилипли к поднебесью облака,
Румянятся их тучные бока,
И перламутра сыплются каскады.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу