Джерри Спенс: Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде

Мне некому было подражать в маленьком захолустном Ривертоне, поэтому приходилось создавать собственное видение того, каким должен быть адвокат. Одно время я считал, что он должен говорить, как Франклин Д. Рузвельт, но для Вайоминга это не годилось. За много лет я понял, что идеальное видение себя — это собственное «я», постоянно изменяющееся видение, к которому я стремился на протяжении семидесяти пяти лет. И утверждаю, что ваше лучшее видение — это вы сами, несравненный, уникальный, подлинный.

Итак, мы стоим перед входом в зал суда или в офис клиента. Туда сейчас войдет самая сильная личность в мире. У нее нет огромных накачанных бицепсов или чарующей внешности слабоумных кинокрасавиц. Туда войдет настоящая личность, та, которую мы знаем, — с недостатками, страхами и непритязательностью подлинного человека, любящего, от которого исходит сияние правдоподобия. Этот человек говорит правду, даже если это приносит ему боль. Он стряхнул с себя претенциозность и притворство, оставил попытки подражать кому-то, пошел по пути самопознания и поэтому будет непобедим благодаря своей уникальности. Такому человеку будут верить, потому что только подлинная личность достойна веры.

Большинство из нас вступают на поле битвы, толкая перед собой тачку с гигантской говорящей головой — нашей головой. Наши чувства раздавлены грузом галдящего мозга. Сегодня стало патологическим увлечением заменять чувства тираном по имени «интеллект». Мы мыслим, но не проявляем чувства. С детских лет левое полушарие начинает полностью доминировать, а врожденные чувства отвергаются, так что мы больше не можем положиться на них, открывая истину, потому что истина по большей части — это чувство.

Убийство своего «я».Мы рождаемся с полным набором идеальных чувств. Интуитивно мы знаем, как плакать, когда испытываем боль, кричать, когда злимся, бежать, когда мы боимся, прыгать от радости и чувствовать любовь. Но, войдя в пору зрелости, мы теряем самый драгоценный дар — способность проявлять эмоции. Шагая по дороге жизни, мы начинаем стыдиться своих чувств и учимся сдерживать их развитие, подобно тому как в Древнем Китае перебинтовывали ступни девочек, так же калеча функциональность человеческого существа. Нас учат, что настоящий мужчина не плачет, что чувства предназначены для слабых, что их нужно тщательно избегать, потому что иначе мы не сможем принимать разумные решения, потеряем контроль и станем жертвой демонов переживаний. Нас учат, что чуткость и отзывчивость нужно считать глупой сентиментальностью, что плач — это слезливое жеманство и те, кто ему поддается, определенно не заслуживают доверия. Нас учат, что страх испытывают только трусы и что выражать непритворный гнев — это старомодно.

Мы являемся продуктом системы, которая остерегается эмоций, точно так же, как избегаем в церкви сумасшедшего родственника. Многие из нас забыли, что такое чувства. Даже наши попытки завоевать доверие основаны на интеллектуальных рассуждениях того или иного плана. Мы настолько привыкли полагаться на мышление, отвлеченные понятия, интеллектуальное выражение каждого переживания, что не можем выразить то, что когда-то делало нас притягательными, правдоподобными личностями, — наши чувства. Достоевский, великий русский писатель, сказал: «Противоположностью любви является не ненависть, а неотступные гонения рационального ума». В конце концов, убийство своих чувств — это убийство своего «я».

Возьмем в качестве ролевой модели ребенка. Дети часто говорят: «Мне страшно», «Мне это не нравится», «Я устал». Они плачут, когда видят мертвую птицу на тротуаре, либо прыгают от радости при известии, что пойдут в зоопарк. Они забираются к нам на колени и обнимают в непосредственном проявлении любви. Мы говорим, что они невинны. Я же утверждаю, что они честны и этим заслуживают доверия. Мы верим и уважаем их, потому что они еще не знают, что чувствами следует пренебрегать, не доверять им и презирать их.

Не так давно я проводил семинар для адвокатов, на котором, как это часто случается, был затронут вопрос расизма. Делая упражнение, я попросил слушателя поменяться ролями с афроамериканцем и стать черным подзащитным, которого обвиняют в убийстве и судят только белые.

— Ну и как вы себя чувствовали на его месте? — спросил я.

Адвокат долго молчал, как бы приводя в порядок перепутанные мысли.

— Думаю, что они могут быть необъективными, — наконец произнес он.