Вильгельм Гумбольдт: Язык и философия культуры

Еще больший вред энергии деятельности и моральному характеру людей наносит слишком пространная забота государства о гражданах. Это вряд ли нуждается в подробных разъяснениях. Тот, кем часто и упорно руководят, легко приходит к тому, что добровольно отказывается и от предоставленной ему доли самостоятельности, которой он располагает. Он считает себя свободным от забот, которые несут за него другие, и полагает, что достаточно ждать указаний и следовать им. Тем самым сдвигаются его представления о заслуге и вине. Идея первой его не захватывает, мучительное чувство второй овладевает им все слабее и реже, поскольку он, ссылаясь на свое положение, с легкостью перекладывает свою вину на того, кто это положение создал. Если же при этом оказывается еще, что намерения государства представляются ему не вполне чистыми, если он видит в них не только пользу для себя, но и какую-то побочную цель, то вред наносится не только силе, но и качеству моральной воли. Тогда он считает себя не только свободным от всех обязанностей, за исключением тех, которые государство прямо на него налагает, но и от всех попыток улучшить свое собственное положение; часто он даже боится этого, опасаясь, что тем самым государство обретет новую возможность извлечь для себя выгоду. Он старается в таких случаях всеми силами уклониться от государственных законов и чувствует себя в выигрыше, если ему это удается. Принимая во внимание, что для достаточно значительной части нации законы и постановления государства как бы охватывают всю сферу морали, нельзя без сокрушения признать, что священнейшие обязанности и самые произвольные постановления излагаются часто одними и теми же устами и что нарушение того и другого влечет за собой в ряде случаев одни и те же наказания. Не менее очевидно это вредное влияние и на поведение граждан по отношению друг к другу. Так же, как каждый сам полагается на заботу и помощь государства, он — и пожалуй, в еще большей степени — предоставляет государству заботиться о судьбе своих сограждан. А это в сбою очередь ослабляет сочувствие к другим людям и желание оказывать помощь друг другу. Взаимная помощь должна быть наиболее действенной там, где наиболее живо сознание, что все зависит только от нее, и, действительно, опыт показывает, что угнетаемые, как бы забытые правительством группы населения всегда связаны наиболее крепкими узами. Там, где холоднее отношение между гражданами, холоднее и отношение супругов друг к другу и отношение отца семейства к членам его семьи.

Предоставленные самим себе во всех своих делах, лишенные всякой посторонней помощи, люди действительно часто попадали бы — будь то по своей вине или без всякой вины — в затруднительное положение или испытывали бы бедствия; однако счастье, для которого предназначен человек, может быть достигнуто только его собственными силами, и именно в трудном положении обостряется его ум и формируется характер. Разве не возникают эти бедствия и там, где государство своим слишком глубоким воздействием препятствует самодеятельности? Они возникают и там и предоставляют человека, привыкшего уповать на чужую помощь, еще значительно более печальной судьбе. Ибо если борьба и деятельный труд помогают переносить бедствия, то их в десятикратном размере отягощает безнадежное, быть может, напрасное ожидание. Даже в лучшем случае государства, о которых я здесь говорю, напоминают врачей, которые пестуют болезнь и отдаляют смерть. До того как появились врачи, существовали только здоровье или смерть.

3. Все, чем человек занимается, пусть даже ради косвенного или непосредственного удовлетворения своих физических потребностей или вообще ради достижения каких-либо внешних целей, самым тесным образом связано с его внутренними ощущениями. Иногда наряду с внешней конечной целью существует и внутренняя цель, а подчас именно она и движет человеком, а внешняя цель только необходимо или случайно с ней связана. Чем человек более целен, тем свободнее возникает выбранное им внешнее занятие из его внутреннего бытия и тем чаще и прочнее внутреннее бытие соединяется с внешним занятием в тех случаях, когда последнее не было выбрано свободно. Поэтому-то интересный человек интересен во всех ситуациях и во всех своих делах; именно поэтому он при том образе жизни, который соответствует его характеру, достигает замечательной красоты.

Таким путем можно было бы, пожалуй, сделать всех крестьян и ремесленников художниками, то есть людьми, которые любят свои занятия ради них самих, совершенствуют их собственными силами и собственной изобретательностью и тем самым культивируют свои интеллектуальные силы, облагораживают свой характер и увеличивают свои наслаждения. Тогда человечество облагораживалось бы теми самыми занятиями, которые теперь, как бы хороши они ни были сами по себе, часто служат средством унизить его. Чем больше человек привык жить в сфере идей и чувств, чем сильнее и тоньше его интеллектуальные и моральные силы, тем более он стремится избрать такое внешнее положение, которое дало бы больше пищи его внутреннему Я, или по крайней мере найти такие стороны в ситуациях, в которые ввергает его судьба. Неизмеримо преимущество в величии и красоте, обретаемое человеком, неизменно стремящимся к тому, чтобы его внутреннее бытие всегда было на первом месте, чтобы оно всегда являло собой первоисточник и конечную цель всей его деятельности, а все телесное, внешнее составляло бы только его оболочку и орудие.